В наступившем сумраке невидимые только что катера обозначились красно-зелеными парами плывущих огней. Обозначились и в безлунной темноте неба звезды. Я коротаю время, пытаясь отыскать известные мне созвездия: Большую и Малую Медведицу, Кассиопею и Орион, который летом на севере исчезает из виду, но виден на имперском юге. Обнаружив все четыре, я на секунду чувствую себя хозяином звездного неба.
Балкон расположен на такой высоте, что я словно парю над городом. Резко включаются прожекторы, высвечивая посреди сцены мужчину средних дет в черном смокинге. Толпа аплодирует, узнав суперзвезду. В ответ суперзвезда широко распахивает руки и поводит плечами, словно хочет обнять и задушить поцелуями каждого зрителя в зале. Воодушевленная публика ревет, оркестр сразу начинает играть в полную силу, любвеобильная суперзвезда открывает рот – и я тут же узнаю последний хит сезона.
Знаменитый певец приводит меня в полный восторг. Вот он, настоящий урок житейской мудрости, из тех, о которых папа на днях говорил за завтраком!.. Только я пока не понимаю, в чем этот урок состоит.
Пытаясь понять, смотрю вниз и на соседей по балкону. Аплодирующие зрители в экстазе. «Избранные» на балконе ничем не отличаются от толпы внизу, от меня или от мамы с папой. А вот певец живет совсем в другом мире. Он полубог, а все наши жалкие привилегии ломаного гроша не стоят. Не знаю, понимают ли это мама с папой. Они уверены, что золотая медаль (ни в коем случае не серебряная!) не только избавит меня от армии, но и поможет мне устроиться на теплое местечко инженера, пускай и еврея, но с доступом ко всяким домам творчества. А мне, оказывается, вовсе этого не хочется.
Вот он, смысл моего первого урока житейской мудрости, полученного от реальных людей: не желаю я становиться задрипанным интеллигентным инженером, в которого прочат меня родители. Хочу туда, к небожителям!
17
Юля остается без пары недолго.
У нас в компании (мои родители, Юля и две супружеские четы) появляется некий Витя из Прибалтики. Он здесь с дочкой, но без супруги. Дочка на три года младше меня и, следовательно, не представляет романтического интереса.
Одинокие или временно одинокие мужчины не в первый раз попадают в наш маленький круг, причем это как-то связано с Юлей, живущей по своим собственным законам. Мы уже проводили время с Аланом, туповатым красавчиком из Москвы. Родители говорят, что ему «только одного надо». Алан заметно моложе мамы с папой, он круглолиц и прекрасно сложен. Возможно, у него есть неосязаемые (или осязаемые?) достоинства, ускользающие от моего внимания. К моему удивлению, например, все взрослые сходятся на том, что он поразительно похож на прославленного эстрадного сердцееда, чье пение только что приводило меня в экстаз на балконе Дома творчества. Получается, Алан тоже должен быть сердцеедом.
Витя, в отличие от Алана, не слишком привлекателен, зато чрезвычайно умен. На вид он худощавый, сутулый, с грустными глазами. Выпрямляя спину, он становится выше ростом, чем папа, в котором почти метр девяносто. Его длиннющий тонкий нос, в просторечии именуемый шнобелем, должно быть, тянет вниз голову своего хозяина, превращая его в грустное подобие вопросительного знака размером с человека. И этот нос, и черная Витина шевелюра безошибочно указывают на то, что наша маленькая компания состоит, как принято выражаться в империи, из лиц еврейской национальности.
Один из этих молодых людей всегда присоединяется к нам с утра, а вечером уходит гулять с Юлей. При этом они ухитряются никогда не пересекаться. Мы встречаем Алана (или Витю – заранее не скажешь) в конце белого забора, где сокровенный рай для здорового загорания голышом сменяется общедоступным городским пляжем. Соответственно, и непроницаемый для взгляда забор-жалюзи переходит в обычную ограду из штакетника. В поисках еще одного урока житейской мудрости от реальных людей я мысленно разделяю пляж на три зоны.
Ближе всего к забору и дальше всего от моря лежит широкая полоса раскаленного серого песка, температуры тлеющих углей. Эта зона, самая большая и наименее населенная, посвящена волейболу (играют в основном мужчины), а также пикникам и выпивке (с участием обоих полов). Волейболисты бывают всех возрастов. Те, кому лет двадцать-тридцать, щеголяют мощными бицепсами и рельефными животами, предметом зависти растущих пятнадцатилетних мальчишек вроде меня. У тех, кому за тридцать, уже формируется брюшко; иные животы, нависшие над облегающими плавками, могут и испугать неподготовленного зрителя. Все игроки, независимо от возраста, то и дело бегают через пляж к морю, чтобы окунуться.