— Руфин Иванович! — обратился Вася к командиру. — Я тебя ранее ни о чем не просил. Все делал, как ты приказывал. Людей натаскивал для скрытых налетов. Сам чеченов резал. Богом заклинаю: отпусти меня с куринцами! Чую, на смерть идет полк. Не могу в стороне остаться.
Дорохов вздохнул. Ему и самому не хотелось возвращаться, когда впереди всех ждет невероятная слава! Но приказ есть приказ. Без надежного снабжения Чеченский отряд сгинет в горах.
— Черт с тобой! Отпущу! Смотри, не опозорь наш летучий отряд! Хотя кому я это говорю⁈ Сам не погибни! Чтоб грудь была в крестах, а не голова в кустах. Напишу письмо полковнику, отдашь ему.
«Александр Павлович! — написал в частном письме Руфин. — Возвращаю вам на время ваш удивительный штуцер и человека при нем. Унтер-офицер Девяткин — отличный солдат. Вам он пригодится больше, чем мне. Сберегите мне его, сделайте милость».
Неподалеку загрохотали пушки. Задрав под немыслимым углом единороги, артиллеристы пытались закинуть гранаты на вершины, с которых горцы скатывали вниз каменья.
Вася переоделся. Снова оказался в солдатском мундире и сапогах. Лишь папаху оставил. Ночевки на вершине многому научили. Отдал мешок с черкеской, буркой и чувяками командиру, внимательно следившему за работой артиллеристов.
— Хорошо положили! — восхитился Дорохов, когда несколько удачных выстрелов заставили горцев разбежаться. — Иди, братец! С богом! Береги колено.
Колено еще побаливало. Вася заковылял вслед куринцам, выглядывая полковника. А как его разглядеть? Тропа была настолько узка и извилиста, что отряд растянулся на шесть верст. Разразилась страшная гроза. Несколько лошадей и зарядных ящиков сорвались в пропасть. Лишь к ночи хвост колонны добрался до перевала через гору Шугу-Меер, где устроили бивуак. Дрова и воду доставили из разоренного аула Данух, оставленного жителями. Ночью же саперы и команды рабочих приступили к разработке спуска и далее дороги к Аргвани.
30-го мая Чеченский отряд до него добрался. С огромным трудом, под непрекращающимся дождем, еле-еле преодолел три версты.
Имея лишь отрывочные сведения, полученные от пленных и лазутчиков, командование отряда смогло своими глазами оценить все трудности, что ожидали русские войска. Вражеская позиция выглядела неприступной. Огромный аул располагался на краю скалистого, почти отвесного ущелья. К нему вела лишь одна дорога — узкая тропа, петлявшая между скал. Она лежала, как на ладони, перед амфитеатром из каменных саклей, усиленным башнями. Их наружная сторона из толстого камня имела бойницы, позволявшие вести перекрестный огонь по наступавшим. Дома на вершине образовывали нечто-то вроде цитадели. Васе увиденное представилось сложной системой блиндажей, связанных скрытыми переходами. Генералам и полковникам — позицией, лишенной пространства для маневра. Атака с фронта выглядела самоубийством. Требовалась рекогносцировка боем, чтобы найти обходные пути.
На расстоянии, предельном для выстрела из горской винтовки, слева от дороги, находилась возвышенная площадка, имеющая естественный каменный бруствер. В нем пробили бойницы для восьми орудий — четырех горных и четырех легких полевых. Там же разместили пусковые установки для конгревовых ракет[1]. В пять часов вечера батарея открыла сильный огонь по селению — большей частью безвредный, не способный причинить вред защитникам, укрытым толстыми стенами и утесами. Не удалось прикрыть 1-й апшеронский батальон, спускавшийся по основной дороге. Его встретил град пуль. Солдаты залегли между камней. Крики офицеров на них не действовали. Был тяжело ранен в грудь генерал Пантелеев.
Другой батальон апшеронцев, взяв правее, взобрался на гребень и по нему добрался до низкой круглой башни с бойницами, защищенной рвом. Бросились в штыки, теряя раненых и убитых. Перекололи всех защитников. Остановились перед рвом, не рискуя двигаться вперед без приказа.
Действия апшеронцев были отвлекающей атакой. Основная задача была возложена на кабардинцев Лабынцова и куринцев Пулло. Последние в кромешной темноте спустились по узкой тропе и вышли на дорогу из Аргвани на аул Чиркат. Приступили к подъему. Быстро убедились, что крепость Шамиля с этой стороны неприступна. Дорога поднималась к аулу под выступающими скалами, с которых, как с балконов-бастионов, можно было вести перекрестный огонь, и упиралась в непрерывный ряд каменных саклей почти на самой вершине. Пулло отправил унтера Девяткина к генералу Граббе, чтобы доложить: с этой стороны аул атаковать невозможно.