— Тогда, с Вашего позволения, я бы попросил минут пять-десять, чтобы все с ними обговорить!
Виктория благосклонно мне кивнула, потом посмотрела на дирижера. Тот пока не понимал, о чем речь, но с готовностью склонил голову.
— Будем ждать! — сказал Александр, потом шепнул мне на ухо, — Уверен, что не подведете и взорвете этот бал своим танцем!
Я обернулся к Тамаре. Она все поняла. Кивнула мне. Я пошел к оркестру. Тамара ждать не стала. Уверенной поступью вышла в центр зала. Встала, держа спинку. По залу прокатился шепот, смесь восторженного и недоуменного. Виктория подозвала кого-то из своих сановников. Что-то шепнула. Сановник громко на весь зал объявил, что наши уважаемые и дорогие гости хотят продемонстрировать настоящий кавказский танец. Все выдохнули, зааплодировали. Потом перешли на шепот, ожидая действа.
«И в этом есть определенная крутизна: насвистывать мелодию королевскому оркестру!» — думал я со смехом, обучая лучших музыкантов Британии мелодии и ритму лезгинки точно также, как в грузинском дворике в Стамбуле учил уличных музыкантов, как играть Шалахо.
Поначалу, первые пять минут шло со скрипом. Что и понятно, уж слишком неведомой для их слуха была и мелодия, и ритм. Потом приноровились. Пример подал главный для меня в данную минуту человек в оркестре — барабанщик. Он словил ритм, темп, начал настукивать и даже улыбался. Ему нравился этот совершенно непривычный музыкальный рисунок, ниспровергавший с музыкального Олимпа итальянцев и немцев. Он уже начал входить в раж. И я сразу успокоился.
«С ним не пропадем! — радовался я. — Станцуем!»
Тут и весь оркестр, поддавшись драйву барабанщика, уловил настроение и выдал без фальши нужные такты мелодии в повторяющемся кольце.
Дирижер посмотрел на меня.
— Очень хорошо! — похвалил я его. — Еще одна просьба: следите за моей женой. Она вам будет давать необходимые указания по темпу, ритму и когда нужно будет заканчивать.
— Но как же я пойму её⁈ — взволновался дирижер.
— Поверьте мне, — я усмехнулся, — приказы этой женщины любой поймет без слов!
Мы оба взглянули на Тамару. Я указал ей на дирижера. Дирижер поклонился. Тамара поняла, что от неё требуется, кивнула.
— Ну, тогда с Богом! — я обратился ко всему оркестру.
Оркестр хором пожелал нам удачи.
Я пошел к Тамаре. Вошел в круг. Посмотрел на Александра и Викторию. Кивнул им. Тут же установилась мертвая тишина. Дирижер не отрывал взгляда от Тамары. Жена стояла, ждала. Я улыбнулся ей. Она чуть напряглась, зная, что за такой моей улыбкой прячется некое шкодливое действие.
«И чего я буду себя стреножить⁈ — подумал я. — Однова живем! Сами напросились! Теперь получите по полной!»
(Лучше один раз увидеть, чем сто раз читать наше описание костюма лейб-гвардии горского полуэскадрона)
Я пошел по кругу, чуть наклоняясь к высокой публике, начал хлопать в ладони, задавая ритм. Высокая публика смутилась. Недоуменно переглядывалась. Я уже был возле Александра и Виктории. Александр все понял, весело рассмеялся, поддерживая меня, и начал громко хлопать (он не мог не знать ритма лезгинки, побывав на Кавказе). Тут уже и Виктория не могла не последовать за ним. А после того, как две венценосные особы показали пример, хлопать стал весь зал!
Добившись своего, я подлетел к женушке. Остановился. Жена взглядом удостоверилась, что я готов, потом посмотрела на дирижера. Благосклонно кивнула. Дирижер взмахнул руками. Барабанщик, дождавшись своего часа, яростно выбил первую дробь. Мы с Томой полетели по кругу.
«Шалахо» я танцую неплохо. А вот лезгинку всего лишь на том уровне, который мог бы устроить русскую публику в ресторане советских лет, когда кавказцы чуть ли не ежедневно занимали танцпол, кидали немалые рубли оркестру, чтобы он снова и снова наяривал эту мелодию. Чтобы я ни показал чопорным англичанам, они бы восприняли это за чистую монету, как взаправдашний танец. Но решил уж совсем не наглеть. Еще и потому, что знал: моя жена танцует так, как мало кто из будущих профессионалов. Поэтому моей задачей было тенью следовать за Томой, сдерживать себя от криков и иногда, все-таки, позволять себя характерные быстрые перекрещивающиеся движениями ногами. Ну и, конечно, руки держать в известной конфигурации.
И кричать, кстати не пришлось!
— Давай, Коста! — неожиданно раздался восторженный крик Юрьевича. — Эх! Эх! Эх! — продолжал он в ритм хлопанья. Наверняка, посещал разудалые кавказские вечеринки горцев в Петербурге!
Тамара прекрасным лебедем плыла по кругу, все время кружась, все время меняя высоту рук. Мы, не касаясь друг друга, тем не менее, несли такой заряд любви и желания, что я видел, как зал это чувствовал. Я видел и восторг публики, и её зависть. Меня это настолько распалило, что я не удержался, и когда Тамара в очередной раз проплывала мимо меня, шепнул на грузинском, вспомнив слова Вани Мавромихали в адрес моей сестры и ее мужа: «Ох, и жаркая будет ночка!»