— Согласен. Только все это касалось нашей прежней жизни, Эдмонд. Мы сейчас с тобой не в связке. Не лезем в горы. Принцип уже не работает! Разве не так?
— До поры! — кивнул Спенсер. — До тех пор, пока мы не восстановим эту связку!
Тут он внимательно посмотрел на меня.
— О, я знаю этот взгляд! — я, хоть и удивился, но удержался, чтобы не показать ни своей растерянности, ни своего изумления. — С этого места — поподробнее, Эдмонд. Что ты задумал?
— Я хочу попасть в Восточную Черкесию! — Спенсер сказал это так просто, будто предлагал нам выйти из дома, перейти улицу и продолжить наш разговор в пабе напротив.
— Старая добрая Англия уже не так будоражит? — я усмехнулся. — Надоели перины, одеяла, подушки. Хочется под открытое небо, спать, завернувшись в бурку под завывание вьюги на перевале, дорогой друг?
— Не скрою, — Эдмонд взгляда не отводил, — и по этому скучаю. Но главное, моя работа! Мое предназначение!
Тут он малость передавил с пафосом, что указывало на то, что немного прикрывает все свои цели.
— И что тебе велит твое предназначение?
— Коста! — Эдмонд попытался сбить меня с ироничного тона. — Ты знаешь, как я серьезно отношусь к писательскому труду!
— Извини! Я слушаю.
Спенсер удовлетворенно кивнул головой.
— Я мечтаю написать книгу о шейхе Мансуре, о его образе в поэтических сказаниях прошлого! — выдал он мне, опять чуть передавив с пафосом.
Я сделал вид, что оценил, что впечатлен. Наклонился к нему. Он, ожидавший от меня объятий, тоже поддался вперед. Радостные чертенята плясали в его глазах.
— Эдмонд! — начал я торжественно. — Знаешь, что в Одессе говорят в таких случаях?
— Что? — Эдмонд оживился.
— Там говорят так, — я продолжал гнуть торжественную линию, — сходи на базар и купи там петуха!
— Для чего? — Эдмонд купился, недоумевал по-детски.
Я же перешел на уличный тон.
— И ему е…и мозги! Вот для чего! Книгу он хочет написать! Тебе не стыдно мне это впаривать⁈
Я откинулся на стуле. Эдмонд быстро проглотил. Но, в общем, удар выдержал. Усмехнулся.
— Извини! Да, было наивно тебя уговаривать таким образом! Что ж: вот тебе вся правда… — Эдмонд набрал воздуха.
— Ты хочешь встретиться с Шамилем! — выложил я спокойно.
Этот удар Эдмонд выдержал хуже. Так и остался с раскрытым ртом. Я добивал его.
— Вы хотите получить новую марионетку после того, как в Причерноморье у вас не вышло.
Эдмонд пришел в себя. Больше играть не имело смысла.
— Увы, в Западной Черкесии не с кем договариваться, — начал выкладывать все карты на стол. — А Шамиль строит королевство! Просто называет его на восточный лад. Имамат. Поэтому я и прошу тебя восстановить нашу связку.
— Исключено! — я спокойно отрезал.
— Но ты же не дослушал…
— Смысл?
— Ну, например, узнать, что я могу предложить тебе взамен на твое согласие? — улыбнулся Эдмонд.
— Что же?
— Я дам тебе то, что ты хочешь! Голова Белла в качестве аванса тебя устроит? — сказал мой кунак, протягивая руку с кружкой.
Глава 18
Вася. Ахульго, 5–15 июля 1839 года.
Изнуряющая жара, каторжный труд и томительное ожидание штурма — вот чем была отмечена неделя после захвата Сурхаевой башни.
За семь дней, как и за предыдущий месяц, не выпало ни капли дождя. Люди обливались потом, выбиваясь из последних сил. Граббе приказал передвинуть осадную линию вплотную к Ахульго и установить орудия на Шалатлул гох — на той самой горе, на которую и взобраться было нелегко и которую столь обильно окропили русской кровушкой. Башню полностью разобрали, но название ее прижилось. Сурхаева башня — так и продолжали называть гору, на которой велись активные работы. Заложили батареи, устроив их на скате, обращенном к Ахульго. Близкая дистанция позволяла разрушать постройки твердыни Шамиля даже легкими орудиями. Чтобы втащить их на вершину, на месте пересохшего водопада установили канатные ящики на блоках. Далее пробили где можно извилистые дорожки или установили лестницы. Адский труд выпал на долю куринцев. Пришлось Васе помахать киркой там, где раньше пришлось ползти наверх, рискуя каждое мгновение получить камнем по голове.
Неприятель не отсиживался за каменными стенами. Каждую ночь — вылазки и мелкие стычки. Чтобы снизить активность мюридов, артиллерии было приказано вести огонь всю ночь. Солдатам приходилось спать под грохот канонады.
Неделя обстрелов дала первые результаты. Все возвышающиеся постройки были в той или иной степени разрушены, включая башню за первым рядом оборонительной системы Нового Ахульго и блокгауз, в котором, по сведениям от пленных, проживал сам имам.