«К черту рефлексию. Я все сделал правильно! Это не убийство, а воздаяние! На руках этой мрази — кровь русских солдат и тысяч черкесов, поверивших его лживым обещаниям. „Мне отмщение и аз воздам“ оставим апостолу Павлу. Я не готов ждать справедливого божьего суда!»[4]
— Идем, Бахадур. Нам нужно поспеть в Портсмут. Нас ждет «Браилов».
[1] Очень интересный документ, «Военный журнал отряда, действующего на левом фланге Кавказской линии из лагеря при Ашильте» за…(разные даты). Хранится в РГВИА. Можно ли ему верить? Милютин, уже в должности генерала свиты, составил записку об осаде Ахульго. Процитировал официальные списки погибших. А несколькими строками ниже написал: в строю осталось 6400 человек. А ранее, до штурма, указал, что с прибытием ширванцев в строю стало 8400. Подсчитать легко.
[2] За 82 дня осады Ахульго не было ни одного обмена пленными, несмотря на переговоры и несколько раз объявлявшиеся перемирия.
[3] Лабынцову в 1839 г. было всего 37 лет. «Прохвост», «прохвостина» были любимыми его ругательствами, как и обращение «мамочки». Контузия при штурме Сурхаевой башни была чуть ли не единственным его ранением. Невероятно, с учетом того в каком он только пекле ни побывал. Про него говорили: заговоренный. И даже прятались за его спиной.
[4] В реальной истории Дж.С. Белл опубликовал свои «Дневники», в которых похвалялся своими «подвигами» в Черкесии. Никаких последствий его откровения не имели. Петербург сделал вид, что не заметил публикации, в которой прямым текстом было сказано: гибель нескольких русских фортов и их гарнизонов в 1840 г. на Черноморском побережье — дело рук автора «Дневников». Белл уехал в Пуэрто-Рико, получив должность британского консула. Занимался там торговлей красным деревом. Далее следы его теряются. Его сподвижник, журналист Дж.А. Лонгворт также опубликовал книгу, «Год среди черкесов». Сделал карьеру дипломата-русофоба. Во время Крымской войны вернулся на Кавказ в должности консула и координатора атак черкесов на русские крепости. Не преуспел. Потом был назначен в Сербию, где продолжил свои антирусские происки.
Глава 21
Вася. Ахульго, первая половина августа 1839 года.
Победа Шамиля 16 июля стала одной из причин его поражения. Множество сброшенных в ущелье тел русских запрудили Ашильтинку и отравили ее воду. Быстро разлагающиеся на страшной жаре трупы заразили воздух отвратительными миазмами. Удушающий смрад проникал в пещеры, где прятались женщины и дети, и делал положение осажденных невыносимым.
Им и без этого приходилось нелегко. Припасы поступали. А вот с водой было трудно. Бассейн посреди нового аула отключили от питающего желоба еще в первые дни осады. Доставка воды из Ашильтинки не обходилась без ежедневных жертв, причем, гибли самые лучшие, самые проверенные и бесстрашные. Спускать по ночам в глубокую пропасть между двумя утесами, а потом поднимать наверх бурдюки с водой — смертельный аттракцион, а под постоянным обстрелом — вдвойне. Воду приходилось экономить, а тела павших шахидов — хоронить без положенных омовений.
А еще дрова! Их не было. Доставить в нужном количестве невозможно. Питались всухомятку. И слабели с каждым днем. В стан защитников Ахульго пришли повальные болезни.
Имам собрал совещание, чтобы обсудить дальнейшие планы. Долгие беседы вели в подземной мечети, в которой творили намаз во время русских обстрелов.
— Единоверцы, мы уже сделали невозможное! Наш подвиг в горах не забудут и через века! — все согласно загудели. — Пришла пора непростых решений.
— Твой блестящий план, имам, не вышел, — печально сказал Сурхай из Коло, несколько раз выезжавший из Ахульго для сбора нового войска. — Трусливые, слабые сердцем жители Нагорного Дагестана не ударили урусам в тыл, как мы все надеялись. Сколько раз я призывал их отбросить нерешительность. И слышал в ответ: «Мы лишились своих почтеннейших старейшин и хороним погибших в Аргвани». Соседние с нами общества предпочли выжидание отваге.
— Сейчас благоприятный момент для трюка, который мы провернули в Телетле два года назад. Урусы раздавлены поражением, которое мы им нанесли. Можно договориться на выгодных для нас условиях. Заключим аманатский мир и уйдем из Ахульго, несломленные и с оружием в руках, — предложил один из мюридов, Дауд-хаджи, который сражался еще вместе с Кази-муллой и имел опыт парламентера.
В 1837 году генерал Фези осаждал ауль Телетль, где собрались главные вожди газавата. Расстреляв почти все боеприпасы и потеряв лошадей, русские не смогли сломить горцев и согласились на переговоры. Шамиль выдал аманатов-заложников, включая своего племянника Гамзата, и подписал обязательство не вредить русским, пока они не вредят ему. Выигрыш от этого мира для имама вышел больший, чем несломленная оборона аула. Впервые русский генерал признал Шамиля светским и духовным вождем Дагестана, при этом, не добившись ничего взамен, кроме пустых обещаний.