Вода голубая, я это знаю. Но все, что я вижу, — это красный цвет. Глубокие, тёмно-красные и пустые глаза и рука.
С той самой ночи я не мог плавать в этом бассейне. Я плаваю в других бассейнах и никогда не представляю, как меняется их цвет.
Этот совсем другой.
Даже сейчас вода становится мутно-красной. Оттуда появится рука. Он будет булькать словами.
Я до сих пор не помню последних слов, которые он сказал. Что иронично для человека с отличной памятью.
Были ли это вообще слова?
Хотя я помню первую часть. Я никогда этого не забуду. Может быть, поэтому я не могу вспомнить остальное.
Ты чудовище.
Мой чудовищный отец называл меня чудовищем. Насколько это иронично?
Очевидно, недостаточно иронично, потому что я не могу выбросить это из головы. Это похоже на старый, искажённый диск, который воспроизводится в моей голове на повторе.
Я не могу забыть кровь, или руку, или булькающие слова, которые он сказал, прежде чем совсем перестал говорить.
Сегодня годовщина смерти Уильяма Нэша. Десять лет спустя я всё ещё стою на краю бассейна, как будто я тот маленький ребёнок.
Я всё ещё удивляюсь, почему я протянул руку, чтобы вытащить его.
Почему я не хотел, чтобы он утонул, хотя он этого заслуживал.
Я до сих пор удивляюсь, почему я не кричал, не вопил и не плакал, когда не мог до него дотянуться. Когда он плавал в кровавой воде. Почему я развернулся и ушёл? Дети моего возраста не должны так реагировать на то, что их отец тонет в собственной крови.
Мне следовало пойти к маме. Я должен был, по крайней мере, отреагировать.
Я не сделал этого.
Это было… ничто. Оно есть, но ты его не чувствуешь, не видишь и не чувствуешь запаха.
Тонкие руки обхватывают меня сзади за талию. Её цветочный аромат окутывает меня, когда её бледные, ухоженные руки обхватывают мой живот.
На секунду я закрываю глаза и обрываю связь с кровавой водой.
Сильвер — это мой хаос. Она первый человек, которого я увидел после всей этой крови, и только по этой причине она связана с этим.
Она не должна быть моим спокойствием. И все же, когда её голова падает мне на спину и её тепло смешивается с моим, я понимаю, что она — единственное спокойствие, которое у меня когда-либо было в жизни. Даже книги не сравниваются — и это о чём-то говорит.
Сильвер — это красота и уродство.
Спокойствие и хаос.
— Как ты попала внутрь?
Я не пытаюсь смотреть ей в лицо.
— Я попросила у Хелен код. Я думала, ты вернёшься домой на годовщину. — Её голос срывается. — Я хотела сказать тебе это на похоронах, но ты вёл себя подло, поэтому я не стала.
— Сказать мне что?
— Я так сожалею о твоей потере, Коул. Ты был слишком молод, чтобы потерять родителя.
— Или, может быть, я был достаточно взрослым, чтобы понять, что лучше, если я потерял этого родителя.
Она поднимает голову с моей спины, но не отпускает меня.
— Что ты имеешь в виду?
— Мой отец был жестоким. Он бил меня и маму, особенно маму, всякий раз, когда был пьян.
— Ох. Я этого не знала.
— Никто этого не знал. Мы с мамой отличные актёры.
Я не знаю, почему я говорю ей это — ей, из всех людей. Должно быть, это потому, что сегодня, блядь, неправильный день. Я становлюсь странным в неподходящие дни.
— Хотя я не думаю, что ты хотел его смерти.
Её голос смягчается.
— Может и хотел.
— Если бы ты хотел, то не приходил бы стоять здесь на каждую годовщину.
— Откуда ты это знаешь?
Тишина. Её руки сжимаются вокруг меня, но она не отвечает.
Я распутываю их и поворачиваюсь к ней лицом.
— Ты наблюдала за мной?
Она смотрит в землю, пиная воображаемые камешки.
— Может быть.
Я приподнимаю её подбородок двумя пальцами, пока огромные голубые глаза не оказываются в ловушке моих.
— Что заставляет тебя думать, что я пришёл сюда, чтобы отдать дань уважения? Может быть, это потому, что я чувствую себя виноватым.
— Это не похоже на чувство вины. — Её голос нежный, эмоциональный. — Похоже, ты хочешь горевать, но не можешь. То же самое было и на похоронах, верно?
Мне нечего сказать, поэтому я молчу, позволяя её интерпретации впитаться. Как она могла так хорошо меня знать?
— Для меня это тоже чёрный день, Коул. Мои родители решили расстаться в этот день десять лет назад. Люди говорят, что становится лучше, но этого никогда не происходило. Я всё ещё чувствую эту потерю, и это больно, но я скорблю. Почему бы тебе не попробовать?
Как вы можете попробовать то, чего никогда не чувствовали? Я даже не знаю, что такое горе.
Безумная идея приходит мне в голову, и я озвучиваю её, прежде чем подумать об этом.