— Это был не я. — Финн кивает Зейну. — И не он тоже.
— Это был не я и не Каденс. Она собиралась рискнуть жизнью, чтобы спасти свою подругу. Нас чуть не разнесло на куски.
— У кого бы хватило мотивации свалить все на Серену? — Тихо спрашивает Финн.
Я не могу справиться со всей этой нервной энергией в моей груди. Вскочив на ноги, я возвращаю гитару на подставку и бегу по комнате для тренировок.
Мои братья смотрят на меня тяжелыми, мрачными глазами.
В этот момент дверь открывается.
В комнату, спотыкаясь, входит Сол. Его затравленные глаза напоминают мне призрака. Его волосы в беспорядке, а форма помята и испачкана. Рукава сегодня короткие. Он не скрывает свои шрамы.
Мое сердце замирает. Я смотрю на лицо Сола, лицо друга, которого я знаю уже много лет. Лицо брата. И понимаю, что больше не узнаю его.
Этим летом один Сол попал в этот лагерь.
А вышел другой Сол.
Он спокойно идет к дивану и садится. Глаза Финна и Зейна прикованы к нему.
Никто не двигается.
Никто даже не моргает.
В тот момент, когда Сол разваливается на диване, он взмахивает руками и опускается на него, устраиваясь поудобнее.
Страх крепко сжимает мою шею. Я медленно, осторожно подхожу к нему.
— Сол?
Он фыркает от смеха, рот приоткрыт, а у глаз собрались морщинки. Загорелые пальцы скручиваются в кулак, и он снова смеется, но на этот раз он ударяет кулаком по дивану.
Зейн оставляет свои барабаны и присоединяется ко мне, когда я подхожу к Солу.
Финн стоит прямо за нами.
Сол сгибается от сильного смеха, но для моих ушей это звучит как отчаянные рыдания. Слезы текут по его лицу. Его нога поднята вверх, а одна рука обхвачена за талию.
Я словно наблюдаю, как человек разваливается на части прямо у меня на глазах.
— Какого черта там была эта зажигалка? — Рассеянно спрашивает Сол. Он откидывается на спинку дивана и смотрит в потолок.
Я оглядываюсь и вижу, что Финн наблюдает за мной. Он качает головой.
Зейн бросает на меня обеспокоенный взгляд.
— Сол, ты не хочешь объяснить, что происходит?
Сол продолжает смотреть в потолок, как будто там разворачивается фильм всей его жизни.
— Я пришел в Redwood Prep только потому, что хотел быть там, где были вы, ребята.
От его прерывистого тона у меня по шее пробегает ледяной холодок.
— Что случилось, Сол? — Спрашивает Финн, глядя прямо на Сола острым, непоколебимым взглядом.
Если бы не легкое дрожание губ, Финн, кажется, совершенно не заинтересован в ответе.
Сол не смотрит ни на кого из нас.
Он просто продолжает говорить.
— Моя мама была просто женщиной, которая убиралась в вашем доме. Вам не нужно было включать меня в свою группу. Вы не должны были кормить меня со своего стола. Вы не должны были приходить ко мне домой и становиться моей семьей. — Он качает головой. — Но вы это сделали. И я всегда чувствовал себя обязанным вам за это. Это было так глупо. Вы были моими друзьями, и я был вам благодарен.
— Сол, — настаиваю я, — что случилось сегодня утром?
Он поворачивает голову в сторону, и солнечный свет падает на его профиль. Он выглядит хрупким и мальчишеским, напоминая мне о том Соле, которого мы знали задолго до того, как мир выбил из нас все дерьмо.
— Мой психотерапевт говорит, что у меня сильное чувство преданности и низкая самооценка. Вы знаете, что это значит? — Он качает головой и слегка усмехается. — Это значит, что даже если кто-то однажды, всего один раз, отнесется ко мне хорошо, я буду готов умереть за него. Как собака.
Я замираю. Так неподвижно, словно меня здесь больше нет.
Зейн открывает рот, чтобы прервать меня, но я поднимаю руку и указываю, чтобы он остановился.
Сол теряет себя.
В печали.
В сожалении.
В гневе.
Я чувствую, как под тонами его голоса клокочет ярость. Точно так же, как я слышу ее, когда играю на гитаре. Голос — это тоже инструмент. Это просто вибрация, воздух и ритм.
Сол злится, и нам не нужно его сейчас расстраивать.
Зейн отступает на шаг, но его плечи вздернуты. Он выглядит обеспокоенным.
Моему близнецу всегда не по себе, когда кто-то слишком откровенен. Он предпочитает ухмыляться, всегда с этой ухмылкой и вести себя так, будто его ничто не может обидеть. Видеть, как другие люди раздеваются догола, его пугает.
Особенно если этот кто-то — один из нас.
Но Солу нужно выговориться. Я это чувствую.
Из уст Сола вырывается сухой смешок. Он проводит рукой по лицу, все еще безнадежно глядя в потолок.
— Ребята, вас когда-нибудь называли собакой? Вряд ли, да? Собаки лают, когда им говорят. Они кусаются, когда им говорят. Они сидят и переворачиваются. Но если у них нет цели, они просто стоят. Ждут. Просто ждут, когда что-то произойдет. Чтобы кто-то дал им указание. Знаете, как это удушающе? Ждать?