Анжелику он в ту, другую, свою жизнь никогда не допускал, да она туда и не стремилась. У нее были очаровательные друзья, она вела праздную жизнь, не испытывая недостатка ни в предметах роскоши, ни в модной одежде, ни в слугах. От этой женщины требовалось лишь одно — всегда быть к услугам покровителя, никогда не докучать и не причинять никаких хлопот. Сегодня Анжелика нарушила два последних правила, и по горькому своему опыту знала, что это не останется безнаказанным: возможно, она не увидит Доминика в течение нескольких недель — он продемонстрирует ей, как легко без нее обходится. И все эти недели Анжелика будет жить словно на лезвии ножа, сходя с ума от тревоги: вернется Доминик или просто перешлет уведомление о том, что разрывает контракт, выплачивая ей солидную компенсацию, которая все равно не возместит ей более существенной потери — великолепного любовника.
Женщина бросилась вперед, чтобы открыть дверь, и, приподнявшись на цыпочках, прильнула к его губам, прижалась грудью к его груди, кожей ощущая прохладный, гладкий шелк дорогой сорочки и нежное плетение кружев. Анжелика не решалась спросить, когда он придет снова, но, когда посторонилась, чтобы пропустить его, губы у нее слегка дрожали, а в карих глазах стояли слезы. Доминик задержался на пороге, затем с почти отсутствующим видом протянул указательный палец и притронулся к копчику ее носа.
— Возьми с собой в Сен-Чарлз кого-нибудь из друзей. И можешь воспользоваться моим экипажем, мне он сегодня не понадобится, Анж.
— Я провожу тебя до выхода, Доминик. — Лицо Анжелики расцвело в радостной улыбке.
— Нет, мне некогда ждать, пока ты что-нибудь на себя наденешь.
Делакруа стал спускаться по лестнице — не спеша, однако на Рэмпарт-стрит вышел раньше, чем Анжелика успела запахнуть шелковый пеньюар.
Солнце уже садилось, когда Доминик подходил к собственному дому на Чартрес-стрит. Сегодняшний визит к Анжелике был незапланированным, но полуудача в деле с Элизой Латур и ее родственниками несколько обескуражила Делакруа, а он не любил оставаться с носом: это злило и расслабляло его, чего в том деле, каким он занимался, никак нельзя было допускать. Анжелика была прекрасна, но, чтобы вновь обрести уверенность и ясность мысли, ему понадобится время. Ведь он хочет произвести впечатление своим появлением в резиденции Латуров. Значит, следует поторопиться с переодеванием и ужином. Торопиться Доминик Делакруа не любил почти так же, как быть обескураженным.
Сайлас ждал его в прохладной с высоченным потолком комнате, выходящей на заднюю веранду третьего этажа.
— Бриджи до колен, месье? — спросил он, аккуратно проводя одежной щеткой по серебристо-серому сюртуку.
— Да, пожалуй. — Уже знакомая сардоническая улыбка снова тронула губы Доминика. — Пред светлые очи мадам Латур нужно являться только неотразимым, и ей не останется ничего иного, кроме как любезно приветствовать гостя, хотя и нежеланного.
Сайлас, который не был посвящен в план своего хозяина, ограничился ухмылкой и начал править бритву на кожаном ремне. Это был дородный детина с матросским хвостиком на затылке и руками, загрубевшими и покрывшимися мозолями за долгие годы лазанья по мачтам. Однако брил он Доминика с предельной осторожностью и деликатностью, столь удивительными при его грубой внешности. Сайлас помог хозяину облачиться в вечерний костюм из тончайшего шелка с восхитительными кружевами и снимал с него пылинки до тех пор, пока не счел вид хозяина безукоризненным.
— Я позволил себе сказать на кухне, что вы будете ужинать во дворе, месье. Вечер уж больно хорош, свежий воздух вам не помешает. — В его голосе слышалась тоска, и Доминик усмехнулся.
— Мы скоро снова выйдем в море, Сайлас. Вот только проверну это дельце — и пустимся на поиски удачи.
— А потом снова станем на якорь, месье? — Сайлас задал свой вопрос как бы невзначай, словно ответ был ему в высшей степени безразличен.
— А вот над этим, Сайлас, я как раз сейчас и тружусь. Доминик вышел на веранду и спустился по внешней лестнице во двор, где под густой магнолией, усыпанной душистыми, похожими на восковые цветами, стоял столик с зажженными свечами. Предупредительный слуга пододвинул хозяину стул, налил вина в бокал и накладывал в тарелку еду, которую приносили из кухни на больших блюдах и оставляли рядом на сервировочном столике.
Вечер был действительно восхитителен: небо освещала полная луна, а воздух благоухал вербеной, жасмином и магнолией. Доминик ел не спеша, сдерживая свое нетерпение и запрещая себе думать о главном деле этого вечера. Он переключил свое внимание на красоту пейзажа, на прекрасный букет бургундского вина и утонченный вкус соуса, которым было приправлено главное блюдо ужина. В результате этих усилий Доминик был сыт, спокоен и уверен в себе. В этот момент у входной двери звякнул колокольчик, и спустя несколько минут доложили о прибытии Сен-Дени.
— О, Николас, какой приятный сюрприз! Не хотите ли выпить со мной бокал вина?
— Благодарю. — В присутствии этого взрослого мужчины Николас всегда чувствовал себя словно ленивый школьник, которому нужно постоянно следить за своими манерами — Надеюсь, вы простите меня за вторжение, но я подумал, что будет более вежливо, если вы придете на званый вечер вместе со мной.
Молодой человек покраснел. Кому приятно думать, что приглашенный им гость не будет приятен хозяевам? Доминик, вполне понимая смущение приятеля, улыбнулся.
— Хорошая идея, Николас. Я вам очень благодарен. Было бы весьма неприятно, если бы мне дали от ворот поворот. — Он улыбнулся, мягко, по-доброму, давая понять, что даже представить Доминика Делакруа в подобной ситуации просто невозможно. — Надеюсь, мадемуазель Латур пребывает в добром здравии и украсит вечер своим присутствием?
— Наверняка, — успокоил Николас.
Ему хотелось добавить, что Элиза с большим нетерпением ждет Доминика. И хотя такое замечание было бы лишь каплей в море уже совершенного им предательства, Сен-Дени не смог нарушить строгие правила своего креольского воспитания настолько, чтобы говорить о даме в подобном тоне.
— Неудачно вышло сегодня днем, — невозмутимо продолжил Доминик, наполняя бокал своего гостя. — Надеюсь, вы позаботитесь о том, чтобы в момент нашей встречи на балу с мадемуазель Латур теперь уже не было никого, кроме вас.
Николас поежился, уловив в любезной интонации упрек, а в улыбке Доминика скрытую угрозу.
— Да, я должен извиниться перед вами, Доминик, но Женевьева… она… она…
— Надоедливое дитя. А также очень настойчивое, — закончил за него Доминик, не переставая холодно улыбаться. — Я это уже понял. Вам трудно было ей противоречить. — Улыбка Делакруа вдруг погасла, как догоревшая свеча, и Николас почувствовал, что кровь приливает к его щекам.
— Но не мог же я позволить ей возвратиться домой без сопровождения, — возразил Николас.
— Нет, разумеется, нет, — охотно подхватил Доминик, — однако разве не было другого выбора? Разве малышка не обязана считаться с вашими планами и планами сестры?
— Женевьева, как правило, с планами других людей не считается, — вздохнул Сен-Дени. — Но вам не следует беспокоиться: уж сегодня вечером она вам не помешает.
— Какое облегчение услышать это! — Доминик встал из-за стола. — Полагаю, пора представить меня вашей тетушке. Я сгораю от нетерпения возобновить знакомство с мадемуазель Латур и обменяться несколькими словами с вашим дядюшкой. Пошли? — Темные брови вразлет выжидательно приподнялись, и Николас поторопился встать.