С этим все решено, она двигает бедрами маленькими кругами, пытаясь оторваться от моих пальцев. Ее киска такая мокрая и нуждающаяся. Я издаю шипение, когда ее внутренние стенки сжимают мои пальцы.
— Такая хорошая девочка, — хвалю я ее.
Я просовываю пальцы вперед, чтобы погладить ее точку G, и даже в темноте балкона вижу, как ее глаза закатываются назад.
— О Боже, — пролепетала она, маскируя свое удовольствие своевременным кашлем. Ее дыхание становится быстрым и тяжелым, и она сжимает мою руку, гонясь за своей разрядкой в театре с сотнями людей.
Проклятье.
Единственное, что сделало бы этот момент более совершенным, — это если бы Лиза извивалась на моем члене, а не только на моих пальцах.
И это уже не за горами. Просто она еще не осознает этого.
32
Лиза
Роман Васильев и его волшебные пальцы.
Мое дыхание вырывается резкими, нуждающимися в помощи толчками. Я, наверное, пьяна, раз согласилась на такое рискованное дело. Даже в темноте, с охранником Романа у двери, любой, кто обратит пристальное внимание, может нас застукать. Одно это осознание должно остановить меня, но оно лишь усиливает эротический заряд, нарастающий между ног.
Я уже не в силах остановиться. Не сейчас, когда меня окутывает аромат сосны и кожи Романа, а его пальцы заполняют меня. Растяжка интенсивная, но идеальная.
Откуда-то издалека я вижу, как музыка взлетает до крещендо и наполняет зрительный зал своей мощной кульминацией. Оперные певцы на сцене вкладывают всю душу в последние ноты, их голоса переплетаются в драматическом финале.
В этот момент его большой палец проводит по моему клитору. Всего одно движение — и я опрокидываюсь навзничь.
Мой оргазм наступает быстро и сильно, пик наслаждения совпадает с пиком финала, и я слишком далеко, чтобы сдерживаться. Я вскрикиваю, зажмурив глаза, и откидываю голову назад, сжимая подлокотники так, будто держусь за жизнь.
О, черт.
Мои бедра сжимаются вокруг его руки, и он замедляется, но оставляет свои пальцы глубоко внутри меня, позволяя мне оседлать последние волны удовольствия на его ладони. Влажность покрывает мои бедра, и довольное рычание Романа говорит мне, что он не возражает против того, что я намочила его пальцы.
Когда я открываю глаза, он смотрит прямо на меня.
— Молодец, — хрипит он, убирая пальцы от моей груди.
Даже в тусклом свете я вижу, какие они мокрые и блестящие. Он засовывает два пальца в рот и, не сводя с меня глаз, демонстративно облизывает их, словно никогда не пробовал ничего слаще.
Он такой горячий, но это не мешает ужасу проникать внутрь. В моем мозгу вспыхивают огни, напоминая мне о том, какую большую ошибку я совершила.
Вокруг нас вся аудитория на ногах, бурно хлопает, а Роман сосредоточен исключительно на мне.
— Ты так хорошо справилась, milaya. Как насчет того, чтобы теперь покататься на моем лице?
Я разглаживаю платье и без лишних слов покидаю балкон. Мало когда в жизни я совершала настолько искренние глупости, что, боюсь, совсем потеряла голову.
Я всегда была разумной. Поддерживающей семью. Практичным человеком, отговаривающим друзей от их безумных идей. Когда мы с Кирой учились в школе, это была моя роль. Она была дикой, готовой идти на риск, а я? Я был тем, кто удерживал ее от глупых поступков.
И вот я здесь, взрослая женщина, которой есть что терять, о чем я даже не хочу думать, и я сделала что-то очень глупое. Опять.
Мой пульс гудит в ушах, пока я пробираюсь через скопления зрителей оперы, пользующихся антрактом, чтобы выпить и посплетничать с друзьями. Я замедляю свои длинные шаги, провожу рукой по хвостику и поправляю платье, пытаясь вернуть себе хоть какое-то подобие самообладания.
То, что я только что сделала, было безрассудством, но я не чувствую ни капли вины. Потому что, когда Роман признался в своих чувствах и причине своей связи с Катериной, во мне не осталось ни капли борьбы. Мне нужны были его руки. Мне нужно было снова ощутить его прикосновения и вкус.
Все было так же хорошо, как я помнила — Боже, даже лучше, чем я помнила, — но это был момент безумия, ошибка в суждениях.
С трудом сглотнув, я замечаю Анатолия возле бара и пробираюсь к нему сквозь толпу, но он меня не замечает. Он сосредоточен на своей сестре, которая прислонилась к нему и выглядит немного хуже, чем обычно.
— Все в порядке? — осторожно спрашиваю я.
Он раздраженно выдыхает.