За исключением того, что потом я смотрю на Спенсера и вспоминаю ту зияющую пустоту в сердце, когда я думала, что он мёртв. Но это не так. Сейчас он здесь, и в тёмном небе парят бумажные фонарики в честь какого-то другого парня, которого я не знала.
Я выдыхаю, и часть этой неуверенности уходит вместе с дыханием.
Может быть… это просто то, чего я раньше хотела?
— Дамы, — мурлычет Черч, когда они хихикают и кусают губы, глядя в его сторону.
— Он семнадцатилетний старшеклассник, — выпаливаю я, прищурившись на студенток.
— И что? У нас разница всего в год, — говорит та, что впереди, поворачиваясь, чтобы посмотреть на меня, окружённую парнями. — Кроме того, у тебя есть ещё несколько парней. Ты могла бы выделить одного или двух, верно? — девушки смеются, а затем обтекают нас, пропуская в лифт, у которого, кстати, тоже есть свой сопровождающий.
— Ты защищала меня от студенток-извращенок? — спрашивает Черч, лучезарно улыбаясь и отбрасывая золотистые волосы со лба. Если бы это было японское аниме, там были бы искорки. Я хмуро смотрю на него.
— Что бы ты сказал, если бы кучка парней из колледжа приударила за мной? Мерзость, правда? Типа, я учусь в старшей школе.
— Многим девушкам нравятся парни из колледжа, — парирует Черч, поднимая свои янтарные глаза к потолку, словно в раздумье. — Моим сёстрам они всегда нравились. Они считали их зрелыми, опытными, чуть-чуть находящимися в сфере запретного. — Он снова переключает внимание на моё лицо и бросает в мою сторону королевскую ухмылку. — Тебя не смутит, если я пойду домой с одной из этих девушек сегодня вечером?
— Они захотят трахнуть тебя только в том случае, если получат и твои деньги тоже, — хором заявляют близнецы, разводя руки в стороны в жесте притворной невинности.
— Верно. — Черч протягивает руку и ослабляет галстук, когда двери распахиваются и по коридору разносится громкая музыка. Рейнджер вздыхает, а затем достаёт пачку сигарет из заднего кармана, предлагая одну Спенсеру.
— Я ненавижу эти вечеринки, — бормочет Рейнджер, но затем они со Спенсером закуривают, и близнецы направляются к открытым дверям. Играет «Isis» Джойнера Лукаса и «Логика», и первое, что я замечаю, когда мы входим — это наркотики.
— Святой, сладкий младенец Иисус, это кокаин?! — я задыхаюсь, и Рейнджер смотрит на меня своими тёмно-сапфировыми глазами.
— Травка, кокс, алкоголь. Довольно стандартный тариф. Вы не устраиваете вечеринок в Калифорнии?
— Я… — начинаю я, но, кажется, видела, как Моника и некоторые другие наши друзья охали и ахали из-за связи двоюродной сестры Хизер с каким-то мелким наркоторговцем. Однажды она принесла кокаин на вечеринку, и все попробовали его, кроме меня. — Думаю да.
Но так, как здесь? Здесь люди выстраиваются в очередь на кофейном столике. Или как бы наваливаются друг на друга.
Я чувствую себя не в своей тарелке.
— Это безумие.
— Не беспокойся ни о ком из этих людей, — говорит Спенсер, махая одной рукой, в то время как в другой он держит сигарету. — Это просто фоновый шум.
Близнецы возвращаются с напитками в руках, они оба держат один стакан. Они протягивают его мне, а потом свирепо смотрят друг на друга.
— Мы принесли тебе выпить, — говорят они, когда я протягиваю руку, чтобы взять его, мои пальцы касаются их, и по мне пробегает горячая дрожь. Спенсер внимательно наблюдает за нами, а затем тушит сигарету в пепельнице.
— Ты знаешь, что курение вызывает рак? — я шучу, и он с ухмылкой переводит на меня взгляд своих бирюзовых глаз, обнимая меня за плечи.
— У всех нас есть свои пороки, — признаёт он, ведя меня сквозь толкущуюся, потную толпу к балкону. Здесь есть и другие старшеклассники, одетые в форму, похожую на нашу. Больше всего выделяется Северо-Йоркская подготовительная школа (прим. North-York — Северо-Йоркская). Они все одеты в белоснежное, девочки и мальчики в безупречно чистых брюках. Они пристально смотрят на нас, когда мы проходим мимо, и я приподнимаю бровь.
— Что всё это значит? — спрашиваю я, когда Спенсер подводит меня к краю стеклянного ограждения, и мой желудок опасно переворачивается. О Боже. Мы ведь на верхнем этаже, не так ли? После короткого приступа тошноты я делаю шаг вперёд и обхватываю руками металлические перила, которые венчают стеклянные панели. Город вокруг нас живёт, дышит и сверкает. Я была в Нью-Йорке всего один раз, и мне определённо не довелось увидеть его ночью с крыши пентхауса.
— Подготовительная школа в Северо-Йорке — это местный центр мудачья, — сообщает Тобиас, подходя ко мне с другой стороны. — Просто не обращай на них внимания. Они лишь хотят изгнать нас обратно в Бриджпорт. — Он вздрагивает, когда я делаю глоток своего напитка, а затем замечает моё озадаченное выражение лица. — Это как, э-э, Хантингтон-парк для Лос-Анджелеса.
— Ясно. — Я стою там мгновение, а затем поворачиваюсь обратно к городу. — Мы на Манхэттене, да?
— Конечно, — отвечает Черч, устроившись в углу, его длинное тело прижато к стеклу именно таким образом, что, я думаю, если бы кто-то захотел, они могли бы столкнуть его прямо через край. Но его это ничуть не беспокоит. — А куда ещё нам было идти?
Я закатываю глаза, а затем делаю ещё один глоток напитка, уставившись на коктейль с причудливой маленькой веточкой мяты и большим круглым кубиком льда. Ни за что на свете близнецы не смогли бы его сделать.
— Бармен, — шепчет Мика, появляясь с другой стороны от меня. Он протискивается между мной и Спенсером, и я вижу, как Спенсер сильно хмурится. Он от этого не в восторге.
— Бармен, который не беспокоится о том, чтобы обслуживать несовершеннолетних детей, да? — спрашиваю я, а потом осушаю весь бокал и ухмыляюсь. — Весело.
— Давайте выпьем по рюмочке и выпьем за Юджина. Он умер за правое дело.
— Неужели? — спрашивает Спенсер Мику, и они обмениваются взглядами.
— Он умер, чтобы тебе не пришлось этого делать, — отвечает Мика, пожимая плечами, а затем уходит с Тобиасом, и они возвращаются с новой порцией напитков. Мы все поднимаем их в знак уважения. — За Юджина, — говорит Мика.
— За Юджина, — повторяем мы все, а затем переливаем чуть-чуть через край, прежде чем выпить их. Спенсер достаёт свою заначку с травкой и раскуривает маленькую стеклянную трубку.
— Разве тебе не положено сначала курить, а потом пить? — спрашиваю я, вспоминая вечеринку в честь Дня Святого Валентина, где мы со Спенсером танцевали, а он не знал, что это была я, как в каком-нибудь дурацком эпизоде с Золушкой.
— Только если ты не хочешь, чтобы алкоголь повысил содержание ТГК в… — Спенсер останавливается, чтобы посмотреть на меня, по-настоящему посмотреть. Его бирюзовые глаза расширяются, и часть той боли, которую я видела в коридоре в тот день, выходит наружу. — Ты. Ты… ты та твоя кузина.
— Что за чушь ты несёшь? — спрашивает Рейнджер, переводя взгляд между мной и Спенсером, а мигающие огни от дискобола отражаются на голубых прядях его волос. У него такая ни на кого не похожая внешность, с чёрными тоннелями в ушах и подведёнными глазами, татуировкой, которую я вижу у него на груди теперь, когда его рубашка частично расстёгнута. Но, честно говоря, он выглядит наименее счастливым от того, что находится здесь.
— Кузина, с которой я танцевал на вечеринке у Эверли. Ты… Шарлотта, да, блядь. — Спенсер проводит пальцами по волосам, а затем передаёт трубку Тобиасу, как будто он серьёзно передумал её курить. — Ты была прямо перед моим грёбаным лицом, ия не заметил этого.
— Вот почему я спрашивала, действительно ли ты хочешь курить это после того, как столько выпил, — уклоняюсь я, и Спенсер бросает на меня взгляд, как будто он одновременно зол и пристыжен. — Кстати, моего дедушку на самом деле зовут Чарли. Некоторые из моих тетушёк называют меня Чарли…
— Это безумие, — шепчет Спенсер, проводя ладонями по лицу и затем останавливаясь. Он опускает руки по швам, а затем резко выдыхает. — Я чувствую, что так и не смог по-настоящему разозлиться на вас, ребята, потому что вы все были так расстроены. Но я имею в виду, что всё ещё злюсь. И я снова и снова прокручивал в голове фрагмент того разговора, который у нас был. — Он поджимает свои горячие губы и прищуривает глаза. — Объясните мне про поддельный член.