Она была первым человеком, которому я доверился, когда узнал о Присцилле.
— Ей было все равно, — повторяет она. — И это сводило их обоих с ума. Себастьяно и Сальваторе оба были влюблены в нее. Тот взрыв газа, который убил их, был не тем, чем казался.
Я прищуриваюсь. — Почему ты так говоришь?
— Взрыв, конечно, был, но это был удобный способ скрыть то, что тоже должно было произойти. Твою мать застрелили, и твоего отца тоже. Себастьяно упал с края защитного ограждения и… Эдуардо тоже был там.
— Иисус, о чем ты говоришь?
— Я не знаю подробностей. Это он сказал мне, что был там. Ничего больше, но я уверена, что произошло что-то еще. Это письмо было написано за несколько лет до их смерти. После того, как тебя выбрали, чтобы взять на себя управление картелем, твоя мать убедила Себастьяно не говорить тебе. — Она выглядит усталой. — Получение картеля было самым счастливым моментом, который кто-либо видел у тебя после смерти Ванессы, поэтому она убедила его молчать. Меня не удивляет, что они были у Эдуардо, потому что он узнал, что происходит, как раз перед их смертью. Я думаю, твоя мать снова затеяла эту историю, и твой отец узнал.
— Эстель, по данным, полученным мной на прошлой неделе, я найду доказательства существования El Diablo в вещах Эдуардо. А что, если он либо мой отец, либо Себастьяно?
— Они оба были монстрами в конце, Алехандро, так что это возможно. Они надевали маски, потому что ты король картеля, и они оба хотели того же, что и ты, но и другие тоже. Если это письмо было на том объекте, и ты должен был найти какие-то доказательства, то, я думаю, ты их нашел, и список подозреваемых сузился до двух человек.
Я киваю, но в то же время внутри меня пустота.
— Теперь осталось их найти.
— Да. — Она тянется через стол и берет меня за руку. — Алехандро, именно из-за того, что случилось с тобой, я не хочу, чтобы то же самое случилось с Мией. Подумай, что ты чувствовал, когда читал это письмо. Вот как ты узнал, что твой дядя — твой отец. Это несправедливо. Тебе будет хуже, потому что Мия живет с тобой. Она вырастет с тобой и будет удивляться, почему ты никогда не говорил ей правду. Пожалуйста, поступай правильно по отношению к ней, а не к Эдуардо.
Я слушаю, и впервые с тех пор, как она попыталась убедить меня стать отцом Мии, мои уши и мое сердце открыты.
Я знаю, что правильно, и это никогда не было желанием защитить имя Эдуардо.
— Хорошо. Я сделаю это.
Кажется, к ней вернулась часть жизни.
Я сделаю то, что правильно. Мне нужно сделать еще кое-что, чтобы убедиться, что Мия в безопасности.
То, что случилось с Криштиану, заставило меня осознать, что мне нужно иметь больше одного запасного плана, и несправедливо с моей стороны так сильно на него полагаться.
Поскольку Эстель больше не в моей власти, я могу вспомнить только одного человека, которому я могу доверить своего ребенка.
Люсия.
Глава 31
Люсия
Я стучу в дверь кабинета Алехандро и жду, пока он ответит.
В этом доме есть несколько кладовых, в которых я не была, но эта комната меня заинтересовала.
Марчелло сказал мне, что Алехандро хотел видеть меня здесь после ужина.
Я сейчас здесь, и поскольку я не видела Алехандро со вчерашнего дня, мои глаза прикованы к нему.
Он стоит за столом из красного дерева, который выглядит старым. Он одет во все черное, и его борода снова отросла.
Он выглядит уставшим, но я ценю улыбку, которую он мне дарит. Он не рассказал мне многого о том, что случилось с его другом. Так что я не знаю, стоит ли это добавить к моему постоянно растущему списку вещей, в которых я должна себя винить.
Я хожу по тонкому льду последние несколько дней, и по мере того, как дни идут, я чувствую косточками, что что-то очень скоро выйдет из-под моего контроля. Завтра пятница — день проверки с Рэдом/Тьяго.
Он не выходил на связь со мной с момента сообщения в ресторане, так что Бог знает, что будет завтра. Особенно, когда я буду повторять одну и ту же мантру — у меня для тебя ничего нет.
— Привет, — говорю я, нервно оглядывая офис. — Я никогда здесь раньше не была.
— Потому что я ненавижу смешивать приятное с полезным, но иногда приходится. — Его лицо теряет всякое выражение, и он становится более серьезным.
— Как твой друг?
— Все еще в коме.