Когда Катлер всерьёз задумался об этом, он понял, что, хотя он изучал свою невесту уже несколько месяцев, более года, — он никогда не мог предсказать её настроение или поведение в любой конкретный день. Он пытался установить логическую закономерность её раздражительности, размышляя о том, какие разговоры и слова выводят её больше всего, и в какие моменты она кажется более благосклонной, но как бы он ни старался, лорд обнаружил, что то, что приводило её в ярость, а то, что заставляло её улыбаться, менялось в зависимости от дня.
Не было никакого способа предсказать её настроение и практически никакого способа избежать его. Разговоры о пиратах и ухаживания, которые он навязал ей, были единственными, что всегда приводили её в бешенство, независимо от того, как она вела себя несколько секунд назад. Поэтому он провёл следующие три месяца, деликатно танцуя вокруг этих двух тем, никогда не упоминая об их взаимоотношениях, Орсоне, Джеке Воробье или договоренности, которую она заключила с ним.
Однако лорд заметил, что компас всё ещё был у неё.
Это означало, что она не расторгла своей сделки с Воробьём, хотя лорд Беккет ясно дал понять, что знает об этом. И каждую ночь, перед тем как они засыпали, он ловил её взгляд на запертой двери своего личного кабинета, где хранились все его тщательные исследования и самые ценные артефакты.
Этот взгляд заставил мужчину встревожиться — не за безопасность меча; лезвие было довольно хорошо защищено за этой таинственной дверью. У него были гарантии, о которых Виктория даже не догадывалась. Чего он боялся, так это того, что она может открыть дверь и шагнуть в одну из самых опасных ловушек, которые он расставил, и погибнуть там.
Более того, он боялся этого взгляда, потому что он означал, что она всё ещё намеревалась предать его, даже несмотря на то, что согласилась стать его женой и не сделала ни малейшего движения, чтобы изменить это обещание с тех пор, как приняла его. Он был бы глупцом, если бы надеялся, что когда-нибудь сможет доверять ей, но всё же почему-то надеялся, что её боевой дух, возможно, умерился. Но в глубине своего почерневшего сердца лорд знал, что в тот миг, когда она станет послушной и скучной, как все женщины аристократии, его интерес к ней ослабеет и умрёт.
Тогда, возможно, лучше продолжить эту маленькую игру манипулирования и двуличия. Это возбуждало его, захватывало; это была его навязчивая идея, он ненавидел и обожал всё это одновременно. То, что его невеста была так изобретательна и так пылка духом, радовало его, заставляло сгорать от желания сломить её сопротивление. Она никогда не сдастся, и поэтому он никогда не будет удовлетворён.
Он принял это знание и приготовился двигаться дальше, устанавливая больше гарантий вокруг неё и вокруг своего самого ценного имущества, внимательно наблюдая за каждым её шагом, пока они готовились к свадьбе в конце третьего месяца. Ничего из того, что она делала, не ускользало от его внимания; она точно так же следила за его передвижениями, собирая контакты и информацию в его доме, формируя свою собственную шпионскую сеть прямо под его носом. Это было удивительно, как осторожно они учились обходить друг друга, как легко создавали армии, чтобы атаковать друг друга, как быстро узнавали слабости друг друга.
Они были возлюбленными — и всё же смертельными врагами. И что бы они ни делали, это будет продолжаться до того дня, когда один из них либо сдастся, либо умрёт.
Комментарий к Предательство раскрыто
Фижмы* - В XVIII — нач. XIX в.: каркас в виде обруча, вставляющийся под юбку у бёдер, а также юбка с таким каркасом.
========== Брак, наконец. ==========
Один месяц пролетел незаметно, затем два, потом три. Время промчалось так быстро, что Виктория почти не помнила, что происходило.
Она помнила, как её повели на примерку свадебного платья. Как протестовала её мать! Она берегла своё свадебное платье для Виктории, но Беккет пообещал заплатить за новое, более модное платье, конечно, в более вежливых выражениях. Тонкие ткани
были прекрасны! Крой обнажал плечи — скандально, но соблазнительно; ничто не радовало Викторию больше, чем подразнить своего будущего мужа.
Платье было нежно-голубого цвета, украшенное серебряной филигранью и жемчугом — её любимым камнем. Верхняя юбка была стянута по бокам тонкими серебряными лентами, открывая усыпанные жемчугом нижние юбки. Туфли были искусно вышиты серебряной нитью и лентами в цвет комплекту, а лиф был расшит серебряной лентой.
Также была вуаль из прозрачной ткани с элегантным орнаментом из жемчуга, такая длинная, что падала на землю и плыла за Викторией и её платьем. Поверх этого нежного ансамбля, чтобы защитить его от непогоды и взглядов её мужа по дороге в церковь, был плащ мягко-розового цвета с огромным капюшоном, а также вуалью и длинным тянущимся шлейфом. Передняя часть была зашнурована белой лентой и так идеально облегала платье, что казалась его частью.
Когда Беккет вежливо попросил показать ему платье, прибывшее из ателье, Виктория отказалась наотрез:
— Негоже жениху видеть невесту в платье перед свадьбой, — сообщила она ему.
Когда он обратился к Мёрсеру за поддержкой, тот лишь усмехнулся:
— Не смотрите на меня, — сказал он, — Я на её стороне.
Беккет провёл остаток дня, злобно поглядывая на них обоих и отказываясь заводить с ними разговоры. Он хранил молчание, пока Виктория не покаялась, поцеловав его. Поразительно, как быстро лорд уступил подобному знаку благосклонности.
Были и другие воспоминания — лёжа в постели с Беккетом, они готовили (чрезвычайно длинный) список гостей и оформляли приглашения для рассылки каллиграфом; Виктория украдкой увидела лорда Беккета, примеряющего свою недавно подогнанную свадебную одежду (тёмно-синий костюм с изысканной серебряной филигранью и сапфирами на пуговицах — чёрт возьми, этот человек действительно богат!); она просила Розмари и Кэт стать подружками невесты; девушка слышала Беккета, спорившего с самим собой о том, кого выбрать в качестве свидетеля; а так же много других менее важных деталей, которые в конце концов размылись в её памяти…
Торн часто задавалась вопросом о семье Беккета и о том, когда она прибудет, но он не упоминал об этом. Наконец, лёжа в постели перед сном, не в силах больше ждать, она сама спросила об этом: — Катлер?
— Ммм?
— А как насчёт твоих родителей, братьев и сестёр?
Пауза. — Что насчёт них?
— Ну, ты не думаешь, что они должны присутствовать на твоей свадьбе?
Он перекатился на бок и приподнялся на локте, нахмурив брови, глядя на неё в темноте.
— У меня нет братьев и сестёр, — коротко сказал он, — Моя мать умерла, а… мы с отцом не разговариваем.
— Мне жаль, — девушка неловко закусила губу, чувствуя себя до смешного глупой из-за того, что затронула столь деликатную тему, — Я не имела в виду…
— Это был совершенно законный вопрос; не волнуйся по этому поводу. Просто… не спрашивай больше об этом.
На этом всё закончилось. Они заснули и позволили этому разговору смазаться в воспоминаниях, затерянных в разгар подготовки к свадьбе.
Так много моментов, и они пролетели мимо неё слишком быстро, чтобы Виктория могла поймать их всех и зацепиться за них…
Она всегда представляла свою свадьбу, как время романтики и счастья, но, хотя приготовления были многогранными и они с женихом постоянно работали, чтобы подготовиться к ней, это больше походило на деловую договоренность, чем на сказку. Виктория всё же предполагала, что это не совсем так; она узнала из своей небольшой, но полезной шпионской сети, что её отец уступил Беккету и решил отдать её приданое вместе с ней самой. Они встретились и составили условия соглашения.
Теперь всё было готово для самой сложной и торжественной свадьбы, которую когда-либо видел Лондон…
***
Было утро среды, когда Виктория проснулась и поняла, что это день её свадьбы.
— Почему всё происходит по средам? — простонала она про себя, перекатываясь на живот и уткнувшись лицом в подушку.