Женщина на пляже с Массимо меня разозлила, но с тех пор, как он ушел, я думала о том, что он сказал об отце.
Массимо говорил так, будто он очень хорошо знал моего отца. Он говорил с уверенностью в своих словах.
Я хочу знать, что сделал с ним папа. С ними. Д'Агостино. В его кабинете были и Массимо, и его отец. Его отца там бы не было, если бы у него не было вендетты и против моего отца.
Так что же это было?
Что случилось?
Когда это произошло?
Массимо назвал моего отца лжецом и вором. О чем он лгал? Что он украл?
И разорен ли папа, если он должен столько денег? Я знаю, что вся эта история со мной никогда бы не произошла, если бы он не был разорен. Его поведение дома было поведением отчаянного человека. Вот что я помню. То, как он схватил мою руку, кричало об отчаянии.
Он сделал все возможное, чтобы не пускать меня в бизнес, так что я на самом деле не знаю многого. Я знаю то, что мне положено знать, потому что чаще всего это то, что мне говорят в плане безопасности, и то, что сказал мне Джейкоб, но это все.
Насколько мне известно, папа должен быть мультимиллиардером. Должно быть, я ошибалась и действительно жила в темноте, потому что Массимо также сказал о моей жизни.
Он сказал, что моя жизнь не сложилась бы так, как я мечтала, и что отец продал бы меня кому-то другому. Но я в это не верю. Я не могу смириться с этим, ведь мой отец всегда меня оберегал. Он любил меня. Только любящий человек способен защищать так, как он защищал меня.
Он даже заводился из-за парней, с которыми мне было интересно встречаться. Вот почему меня никогда не целовали. И черт, моя жизнь, вероятно, была сравнима с жизнью в монастыре. За исключением монахинь. У меня был Джейкоб, но всегда был постоянный запас людей, которые наблюдали и следили за тем, чтобы я была в безопасности.
Массимо, должно быть, лгал. Я ни за что не поверю чудовищу. Он просто говорил мне чушь, чтобы позлить меня.
Но если это все чушь, то почему я чувствую в глубине души, что в этом есть доля правды? Замочная скважина дребезжит. Я напрягаюсь. Мое бедное тело теперь приучено нервничать, когда я слышу этот звук.
Дверь открывается. Я немного расслабляюсь, когда Присцилла входит с подносом еды. Прежде чем она успевает сказать — доброе утро, мой живот громко урчит. Она улыбается.
Неудивительно, что мой желудок сводит от голода. С тех пор как мы с Джейкобом ели пиццу и пили двойной шоколадный коктейль, прошло два дня. Я только сделала пару глотков воды. Вот и всё. Я так голодна, что могла бы съесть целую корову.
Присцилла улыбается шире, когда я говорю.
— Доброе утро, синьора, — говорит она.
— Доброе утро.
Она окидывает меня взглядом, завернутую в простыню. Интересно, что она должна подумать. Если бы я была ею, я бы, наверное, правильно предположила, что я голая под простыней, но потом мой разум понесся бы к тому, почему я могу быть без одежды. Может, она думает, что я провела ночь с Массимо.
— Вчера я была с тобой мягка. Сегодня я не собираюсь быть такой, — заявляет она, и ее акцент становится более выраженным. — Тебе нужно что-нибудь съесть.
— Хорошо… Я поем.
Присцилла ставит поднос с едой на маленький столик у комода. Я вижу, что она приготовила какие-то угощения. Там есть сэндвичи, как и вчера, но также есть печенье и маленькие макаруны.
— Надеюсь, ты перекусишь. Никогда не стоит прекращать есть. Это только усугубит ситуацию, — замечает она. — Я подумала, что тебе понравится что-нибудь сладкое. Моя специализация — выпечка. Тебе нравится выпечка? Я не знаю никого, кто бы ее не любил.
Я вижу, что она пытается быть дружелюбной и заставить меня чувствовать себя комфортно. Я решаю, что не буду той стервой, которой была вчера. Честно говоря, мне нужно с кем-то поговорить, и худшее, что я могу сделать в моей ситуации, это нажить врагов среди обслуживающего персонала.
— Мне нравится выпечка, — отвечаю я. — Выглядит великолепно. Спасибо, что приготовила ее для меня.
Она выглядит довольной и облегченной от моего ответа.
— Пожалуйста. Я думаю, тебе понравятся макаруны. На самом деле, это старый рецепт миссис Д'Агостино, матери Массимо. Она любила добавлять корицу.
Его мать… Какая она?
— Когда я смогу с ней познакомиться? — спрашиваю я. Лучше задавать такие вопросы кому-то вроде Присциллы, потому что разговаривать с Массимо — все равно что разговаривать со стеной.
Однако удрученное выражение лица Присциллы говорит о том, что я задала вопрос, который не следовало задавать.
— Мне жаль, дорогая. Это невозможно. Она умерла много лет назад. Но мы храним ее дух живым в наших воспоминаниях и во всем, что она любила.
Я сжимаю губы, и меня охватывает укол вины.
— Извините. Я не знала. Я не так много знаю о семье Д'Агостино, — признаюсь я.
— Это нормально. Я… долгое время работала на семью. Я знала Массимо и его братьев, когда они были маленькими.
— У него есть братья?
— Трое. Я уверена, что вы очень скоро с ними встретитесь.
Она говорит о них с теплотой. Очень тепло. Если она так долго была с семьей, она должна знать все тонкости того, чем они занимаются. Глядя на нее, я пытаюсь вспомнить, что Массимо сказал ей в отношении меня.
— Знаешь, почему я здесь? — спрашиваю я тихим голосом.
Она беспокойно кивает.
— Да. Я знаю. Прошел слух, что ты выйдешь замуж за Массимо через несколько недель, но мне сообщили об этом в день твоего приезда.
У меня перехватывает дыхание, когда я думаю о том, что такие новости дойдут до всех. Семья. И Джейкоб.
Он так и не сказал мне, что он ко мне чувствует. Я знаю, что именно об этом он хотел поговорить в тот вечер, а теперь он услышал, что я выхожу замуж. Что он должен подумать?
Она подходит ко мне и кладет руку мне на плечо.
— Ешь. Просто ешь и все. Я вернусь через некоторое время с шампунями и аксессуарами, которые ты сможешь использовать для волос. Это поможет тебе… привыкнуть к этому месту.
Я киваю в знак благодарности. Я больше ничего не спрашиваю, потому что знаю, что в этом нет смысла.
Нет смысла спрашивать, могу ли я выйти. Нет смысла спрашивать, когда привезут мои вещи. Нет смысла спрашивать, могу ли я позвонить Джейкобу.
Когда она уходит, я иду к еде, и в ту минуту, когда я откусываю кусочек сэндвича с куриным салатом, мои вкусовые рецепторы открываются, и я обнаруживаю, что поглощаю еду. Один сэндвич за другим исчезают у меня в горле, и выпечка тоже.
Поднос, вероятно, вмещал еду на троих, но я съела все. Когда я закончила, на тарелках остались только крошки. Я так наелась, что мне пришлось лечь.
Чуть позже возвращается Присцилла с корзиной лаков для ногтей, шампуней и всякими вещами, которые я обычно покупаю в Bath and Body Works.
Я провожу день, отвлекаясь на содержимое корзины. Я мою голову и провожу часы в ванне, отмачивая свои раны от безжалостной руки Массимо.
Когда наступает ночь, я впервые ложусь в кровать и ловлю себя на мысли о нем, когда моя голова касается подушек. Интересно, где он. Сейчас, должно быть, уже глубокая ночь, потому что в летние месяцы дни длиннее. В Лос-Анджелесе у нас может быть дневной свет вплоть до восьми часов.
Он с той женщиной?
Вот так я буду проводить ночи? Одна и гадать, в чьей постели он спит?
Может быть, он здесь и в своей спальне. Я не знаю. Я даже не знаю, где его комната.
Она там с ним?
Она будет на свадьбе? Я видела, как она на меня посмотрела. Я была слишком далеко, чтобы как следует рассмотреть ее лицо, но я видела достаточно, чтобы заметить хмурый взгляд и мстительное выражение, сморщившее ее красивое лицо. Она увидела, что я смотрю, прежде чем он, и тогда она начала его трогать, словно метя свою территорию.
Сука … она не знает, что мне все равно.
Проходят часы. Я не могу заставить себя уснуть. Я все время думаю, что он с ней. Или с кем-то другим. Почему нет? Он великолепен. Тот тип мужчины, который растопит тебя своей притягательной внешностью и лицом, за которое Голливуд заплатил бы миллионы.