Его руки покрыты кровью, как и его белая рубашка. У него даже лицо в крови, а волосы растрепаны и спадают на лоб. Его глаза выглядят дикими, зрачки очень черные на фоне бледно-голубого цвета. Черное кольцо окружает голубую радужку, что делает его похожим на хищную птицу, когда он смотрит на меня, как сейчас.
Я вижу, как дергаются его челюсть и как выделяются сухожилия на шее.
— Ты с ума сошел! — кричу я, когда лимузин отъезжает от обочины.
Я стряхиваю пиджак Каллума, раздраженная тем, что позволила ему накинуть его на мои плечи, словно я какая-то жертва.
— Этот смазливый ублюдок прикасался к тебе, — говорит Каллум.
В его голосе слышится раздражение. Я и раньше видела, как он злится. Но не на таком уровне. Его забрызганные кровью руки дрожат. Я видела, как он пытался подхватить Оливера и перебросить его через перила. Он собирался сделать это. Он собирался убить его.
Возможно, я недооценила Каллума Гриффина.
— Я могла бы и сама с ним справиться, — огрызаюсь я. — Он был просто пьян. Я могла бы сбежать от него, не устраивая сцен.
— Он пытался соблазнить тебя прямо у меня на глазах, — рычит Каллум.
— Ты шпионил за мной!
— Ты чертовски права. Ты моя жена. У тебя нет от меня секретов.
Я усмехаюсь.
— Но это только с одной стороны, не так ли? Ты целыми днями пропадаешь на тайных встречах и совещаниях. Сидишь в папином кабинете и строишь планы.
— Я работаю, — говорит Каллум сквозь сжатые губы.
Я вижу, что он все еще максимально напряжен, тысячи вольт чистой, мстительной энергии проходят через его тело. Ему помешали, он выместил свою агрессию на Оливере. Теперь ей некуда деваться, и он выглядит так, будто взорвется при малейшем прикосновении.
Я и сама чертовски зла. С чего он взял, что может подслушивать меня? Ведет себя так, будто я его собственность, будто у него есть право на ревность?
Оливер любил меня, по крайней мере, по-своему, по-глупому, незрело. Каллум не любит меня. Почему его должно волновать, что какой-то парень пытается залезть мне под юбку?
— Продолжай работать, — шиплю я на него. — И не лезь в мою личную жизнь. Ты хочешь, чтобы у тебя на руке был красивый маленький аксессуар? Я это сделала. Я пришла на твою дурацкую вечеринку, надела это уродливое платье. Сказала Миттсу, что он должен поддержать тебя. Я выполняю свою часть сделки. С кем я встречалась раньше, не твое собачье дело.
— Ты любила его? — требует Каллум.
— Не твое дело! — кричу я. — Я только что, блядь, сказала это!
— Скажи мне, — приказывает Каллум. — Ты любила этот высокомерный кусок дерьма?
У него снова этот безумный голодный взгляд. Как будто это сводит его с ума, и он должен знать. Ну, я ни хрена ему не скажу. Меня бесит, что он подслушивал, и бесит, что он считает, что имеет право на мои мысли и чувства, хотя не заслужил ни малейшего доверия.
— Какое тебе дело? — спрашиваю я. — Какое это имеет значение?
— Мне нужно знать. Тебе понравилось, как он прикасался к тебе? Как он тебя трахал?
Сам того не замечая, он положил руку на мое голое бедро. Его пальцы скользят вверх, под тугое платье, которое он заставил меня надеть.
Я отпихиваю его руку, толкая его в грудь для пущей убедительности.
— Может, и так, — говорю я.
— Кто трахает тебя лучше? Я или он? — требует Каллум. Его рука снова на моем бедре, а другая рука тянется к моей шее, пытаясь притянуть меня ближе. Он прижимает меня спиной к сиденью, забирается на меня сверху.
На этот раз я бью его по лицу, достаточно сильно, чтобы рассечь ему губу.
Пощечина эхом отдается по салону лимузина.
На секунду кажется, что он очнулся.
Затем он моргает, и его глаза становятся похотливыми, как никогда. Голодные, как у волка.
Он целует меня, прижимаясь своими губами к моим и просовывая свой язык в мой рот. Я чувствую вкус крови с его разбитой губы, соленой и горячей.
Его вес придавливает меня к мягкому кожаному сиденью. Температура его тела кажется двести градусов.
Больше всего я ненавижу Каллума, когда он холодный, жесткий, роботизированный. Когда он проходит мимо меня в коридоре, как будто меня там и нет. Когда он спит рядом со мной в постели, не обнимая меня, даже не прикасаясь ко мне.
Когда я привожу его в ярость, как сейчас, когда он наконец-то сдается и теряет контроль... вот тогда я не ненавижу его. На самом деле, он мне почти нравится. Потому что в этот момент я вижу немного больше себя.
Когда он вспыльчив. Когда он зол. Когда он хочет кого-то убить.
Тогда я его понимаю.
Тогда у нас наконец-то появляется общий язык.