Затем он расстегивает мои шорты и одним сильным рывком стягивает и шорты, и трусики до колен.
Я чувствую себя очень глупо, стоя там, со связанными за спиной руками и лодыжками, которые также эффективно скованные шортами. Если я попытаюсь от них избавиться, то просто упаду лицом на пол.
— Каллум, — нерешительно говорю я. — Ты можешь...
Каллум в процессе развязывания своего галстука. Он стягивает его с шеи и подходит ко мне, зажав материал между двумя руками, как петлю. Я слегка опасаюсь, что он собирается меня задушить. Вместо этого он затыкает мне рот галстуком, прерывая меня на полуслове и завязывая галстук узлом у меня за головой.
Я чувствую вкус грубого шелка на языке. Дорогой, наверное.
У меня возникает смутная мысль, что Каллум планирует связать меня и оставить здесь в наказание за то, что я выстрелила в его подчиненного. Но вскоре я понимаю, что Каллум не намерен уходить. Он садится на край кровати и грубо тянет меня к себе на колени. Он перекидывает меня через свои бедра, так что мое лицо оказывается внизу у его голеней, а голая задница — в воздухе.
В мгновение ока я понимаю, что он задумал, и начинаю дико извиваться и корчиться, пытаясь освободить ноги от шорт и крича сквозь кляп: — Не смей..., хотя это больше похоже на — Мнее зме...
Каллум поднимает руку и со свистом ударяет ею по моей попе. Раздается резкий, трещащий звук, почти такой же громкий, как выстрел на кухне, а мгновением позже меня пронзает жгучая горячая боль.
— Эргггг! — кричу я сквозь кляп.
ШЛЕПОК!
Я даже не заметила, как он снова поднял руку и уже снова шлепнул меня по тому же месту, на этот раз еще сильнее.
ШЛЕПОК!
ШЛЕПОК!
ШЛЕПОК!
Его точность порочна. Каждый удар приходится точно в одно и то же место на моей правой ягодице, отчего кажется, что ее окунули в бензин и подожгли.
Я брыкаюсь и пытаюсь скатиться с его колен, выкрикивая всевозможные проклятия. Каллум крепко прижимает меня к себе, его левая рука упирается мне между лопаток, а правая применяет наказание.
Я особенно энергично сопротивляюсь, и Каллум кричит: — Не двигайся! Или получишь в два раза больше!
Это только заставляет меня брыкаться еще сильнее. Как он посмел отшлепать меня! Как он смеет угрожать мне! Когда я освобожусь, я ударю его прямо в то место, куда стреляла, а потом пну его куда-нибудь посильнее.
ШЛЕПОК!
Каллум обрушил свою ладонь на левый бок. ЧЕРТ! Почему стало еще больнее? Как он так сильно меня шлепает? Он как жокей, бьющий лошадь!
ШЛЕПОК!
ШЛЕПОК!
ШЛЕПОК!
Меня никогда раньше не пороли. Я не могу поверить, что это заставляет мою задницу гореть и пульсировать.
Каллум велел мне не двигаться, но я не могу. Я вздрагиваю от очередного удара, сжимаю ноги и ерзаю на твердой поверхности его брюк.
Это имеет свой постыдный эффект.
В конце концов, я голая. Ёрзанье моего голого тела о ткань брюк Каллума вызывает трение в очень неудобных местах...
Мои соски твердые до предела в лифчике. Я чувствую тепло и влагу между бедер. Я не вижу этого, но подозреваю, что мои щеки горят так же красно, как и моя задница.
Я перестаю бороться, в основном потому, что не хочу, чтобы я нечаянно возбудилась еще больше, чем уже возбуждена. А еще не хочется, чтобы Каллум заметил. Это чертовски унизительно. Если он поймет, как это на меня влияет, я больше никогда не смогу смотреть ему в глаза.
Но он уже знает. Он чертовски проницателен. Как только я перестаю бороться с ним, как только мое дыхание меняется, и я напрягаюсь, он прекращает порку. Он на мгновение замирает, его тяжелая ладонь ложится на мои пульсирующие ягодицы.
Затем он начинает нежно разминать мою задницу.
Ощущения от растирания невероятно приятные. Это как в тот раз, когда я украла одно из фирменных пирожных Данте и съела его целиком перед массажем. Каждое сжатие руки Каллума посылает импульсы удовольствия по моим нейронам, заставляя их светиться, как рождественские гирлянды.
Сама того не желая, я стону и прижимаюсь бедрами к внешней стороне ноги Каллума.
— Тебе понравилось? — рычит он, его голос стал ниже и грубее, чем когда-либо.
Кончики его пальцев танцуют по расщелине моей задницы, скользят между бедер, чтобы найти подтверждение тому, что он уже подозревает. Конечно, его пальцы легко скользят по гладкой поверхности моей киски.
— Я так и думал, — вздыхает он.
Без предупреждения он погружает в меня два пальца. Я издаю глубокий, отчаянный стон. Внутренняя часть моей киски такая набухшая и теплая, что эти пальцы — самое приятное, что когда-либо было внутри меня. Они словно сделаны на заказ, супермощные, как один из гребаных шкафов Имоджен.