— Уверен, что боги услышат ваши молитвы, — ответил Роттингем.
В глазах девушки промелькнуло изумление.
— Чему вы так удивились? — спросил граф.
Сиринга слегка покраснела.
— Это потому, что там, на обрыве, я посмотрела на вас, — призналась она. — Вы стояли, возвышаясь надо мной. На фоне неба вы показались мне настоящим богом. Богом, который в нужную минуту пришел мне на помощь.
— Какого же именно бога я вам напомнил? — поинтересовался граф.
— Юпитера, — ответила девушка. — Конечно, вы были Юпитером, владыкой богов и людей, богом, к которому древние римляне обращались за помощью.
— Вы мне льстите, — сухо заметил Роттингем.
— Нет, нет, я и не пыталась вам польстить, — искренне ответила Сиринга. — Вы помогли мне, дали совет, поделились мудростью. Теперь, когда буду молиться за Меркурия, я буду вспоминать вас. Я буду уповать на то, что Юпитер и святой Франциск услышат мои молитвы.
— Ваши молитвы непременно будут услышаны, — заверил ее граф. — Он отвязал своего коня и немного замялся, держа поводья в руках. — До свидания, Сиринга. Если мы больше никогда не встретимся, помните, что, когда вам станет одиноко, на этом свете есть тот, кто мог бы вас выслушать.
— Я буду помнить об этом, — серьезно ответила девушка. — Спасибо вам, господин Юпитер, за то, что пришли мне на помощь, когда я так в ней нуждалась.
Говоря это, она улыбнулась.
Она выглядела удивительно юной и хрупкой. Совсем дитя, подумал граф и даже испугался, что в любой момент она может убежать и исчезнуть среди сосен. Не отдавая себе отчета в том, что делает, он приподнял ее подбородок, наклонился и поцеловал в губы.
Это был поцелуй мужчины и ребенка, ее губы были сочными и нежными и вместе с тем по-детски беззащитными. Оба на мгновение застыли на месте.
Затем граф вскочил на Громовержца и, учтиво приподняв на прощание цилиндр, направил коня в сторону поместья, оставив Сирингу одну среди леса. Она еще долго стояла среди деревьев, глядя ему вслед до тех пор, пока он не скрылся из вида и не стих цокот копыт. Потом она обхватила Меркурия за шею и прижалась к ней лицом.
Глава третья
— Ешьте свой завтрак, мисс Сиринга, и не говорите глупостей! — сердито произнесла няня голосом человека, привыкшего раздавать указания малым детям.
— Я пытаюсь, — отозвалась девушка.
Произнеся эти слова, она знала, что не сможет проглотить даже маленький кусочек, потому что он просто не пролезет в ее горло.
Она встала из-за стола и, подойдя к окну, выглянула наружу, в небольшой неухоженный сад, где росли каштаны и огромные кусты сирени.
На ветвях уже набухли почки, и, глядя на них, она с горечью подумала, что, когда настанет пора цветения, ей придется покинуть дом и она не увидит всей красоты весеннего сада.
Услышав позвякивание посуды, она повернула голову и заметила, что няня ставит на поднос завтрак для отца.
— Я сама отнесу ему завтрак, Нана, — тихо произнесла Сиринга.
— Вряд ли сэр Хью станет что-нибудь есть, — ответила та, укладывая на серебряную тарелочку ломтики поджаренного хлеба. — Если он не захочет, то приносите поднос обратно. Кофейный сервиз и остальное столовое серебро будут выставлены на торги.
Сиринга промолчала. Взяв поднос с окаймленной кружевами салфеткой, на котором стояли изящная фарфоровая чашка с цветочным орнаментом и серебряная тарелочка с хлебом, она поднялась на второй этаж.
Поставив поднос на столик возле двери в отцовскую спальню, Сиринга постучала в дверь, но ответа не услышала. Тогда она постучала снова и, взяв со столика поднос, вошла в комнату.
В спальне царил полумрак, но она увидела, что отец не спит, а лежит, откинувшись на подушки и закинув руки за голову.
— Доброе утро, отец, — сказала Сиринга. — Я принесла завтрак.
— Я ничего не хочу, — хрипло ответил сэр Хью.
Сиринга еще не успела заметить полупустой графин бренди на столике рядом с кроватью, но уже поняла, что отец пьян. Поставив поднос, она подошла к окну, чтобы отдернуть шторы и впустить в комнату свет.
— Чашка кофе поможет вам, отец, — осторожно произнесла девушка, зная, что порой любое невинное предложение что-нибудь выпить или съесть способно привести сэра Хью в ярость.
Этим утром отец сразу же потянулся за графином с бренди.
— Конечно, поможет, — ответил он, — но сегодня мне все безразлично.
Отец оказался еще даже более пьян, чем она ожидала. Тем не менее Сиринга решилась задать ему давно мучивший ее вопрос о торгах.