Ник Третий, по-прежнему успешно скрывавшийся от глаз Дирака, начал выкрикивать угрозы и проклятия.
Его отец выругался в ответ и бросился в погоню.
— Будь я проклят, — бормотал Дирак себе под нос, — будь я проклят, если позволю убить или побить себя какой-то записанной личности — или, если рассматривать все традиционно, с точки зрения закона, — какой-то компьютерной программе, которая ведет себя так, будто верит, что она — записанная личность.
И Дирак продолжал погоню, не забывая, впрочем, что он смертен и уязвим. Сейчас он находился у входа в огромную величественную часовню Генриха Седьмого, своды которой возносились над головой, словно кроны деревьев в чаще леса. Дирак всегда отвергал идею страховочной записи своего сознания. Премьер наслаждался жизнью во плоти и намеревался сохранить свое тело.
Не раз за все эти годы Дирак оценивал возможность сделать с себя запись — в качестве страховки от несчастного случая или убийства. Были моменты, когда эта идея казалась соблазнительной, но премьер всегда отвергал ее, поскольку в результате такой процедуры вполне мог появиться очень серьезный потенциальный противник.
Премьер даже представлял себе, каково это — подвергнуться записи, разделить самую свою сущность на две половины: вот он надевает шлем, потом снимает его, и ничего не изменяется. И в то же самое время, и с такой же эффективностью он надевает тот же самый шлем, а потом постепенно осознает, что навсегда распростился со своей плотью. Нет. Это слишком неприятное вторжение в самый центр его существа.
Теперь он вышел из огромной часовни Генриха, позволив своим инстинктам вести его назад, к центру всего аббатства — духовному, если не геометрическому центру. Впереди него маячила часовня Эдуарда Исповедника, храм во храме, возведенная над усыпальницей из зеленого порфирита. В давние века — в настоящем аббастве — в этой часовне свершались порой чудеса. Так рассказывали.
Премьер вошел в часовню.
Внезапно перед ним появился пустой шлем скафандра Ника, превращенный иллюзией в средневековый шлем. В тот же миг альфа-триггерный карабин Дирака одним выстрелом сбил Ника-скафандр с ног. Тот рухнул и отлетел в угол часовни-иллюзии.
Дирак ликующе умехнулся:
— Тебе снова надо перепрограммироваться, молодой человек! Я же говорил, что ты никогда ничему не научишься! Я же говорил…
Дирак так и не успел закончить свою мысль, поскольку в этот самый момент Варвара Энгайдин, тайком последовавшая за своим бывшим любовником в аббатство, подошла к Дираку сзади и выстрелила ему в спину.
Премьер лежал навзничь и знал, что умирает. На этот раз тяжелый скафандр спас его от мгновенной смерти, но и только.
Ему смутно почудилось, что откуда-то появилась Фрейя и склонилась над ним. Ее длинные волосы развевались на незримом ветру. Дирак не мог разобрать, что она говорит, но, судя по всему, ему в конце концов придется быть записанным.
Чем дальше продвигался командор Принсеп со своей маленькой группой, тем больше путались его мысли. Это невозможно, это безумие, на борту берсеркера не может быть столько пригодного для жизни пространства! В течение долгих минут они двигались через это пространство, войдя в него через настоящий, действующий воздушный шлюз, что уже само по себе было невероятным открытием. Управляющие системы и разметка этого шлюза не соответствовали ни одной системе соларианской конструкции, однако функционировал он совершенно нормально.
— Данная штука — корабль для живых существ. Иначе просто не может быть! — Эти слова произнес Ник — резким яростным шепотом. Он понимал, что они совершенно запутались в бесчисленных предположениях.
Другие члены отряда, не торопившиеся расстегивать шлемы и скафандры, уставились на пустой шлем, произнесший эти слова.
Кто-то возразил:
— Но это не может быть кораблем для живых существ-Ну а что это тогда такое?
— Эти проклятые машины никогда не построят целый корабль, чтобы содержать доброжилов! Они не смогут, да и не станут этого делать-Всякое может быть…
— Нет! Не такой боевой корабль, как этот.
Они по-прежнему не встретили никакого реального противника. С оружием наготове люди продолжали осторожно пробираться по одному из этих невероятных, неуместных, заполненных воздухом коридоров, пронизывающих брюхо чудовища.
В некоторых коридорах переборки за долгие века были стерты до гладкости боками передвигавшихся по этим коридорам обслуживающих машин. Но кое-где, то здесь, то там, попадались знаки, явно предназначенные для прочтения глазами живых существ. Эти надписи, располагавшиеся по большей части возле отверстий и контрольных панелей, были начертаны безошибочно узнаваемым шрифтом Строителей. Некоторые надписи продолжали слабо светиться, но из остальных время и изношенность вытянули всю энергию.