Что думаешь по этому поводу？” — недолго думая, Исида стукнул по кнопке «отправить», и только что написанный им текст испарился у него прямо перед глазами, сменившись недолгим списком контактов в меню онлайн-мессенджера.
Прошла минута, и от Сёко прибыло сообщение в ответ:
“Да、мама уже сама рассказала об этом нам с Юзуру)
Честно、мне тоже очень понравилась эта идея。 Я согласна устроить всё именно так。( ꈍᴗꈍ)”
Когда их двоих разлучало расстояние и за помощью приходилось обращаться к «всемирной сети», Нисимия всегда представала в глазах юноши чуть более развязной и естественной. Мысленно проговаривая в сознании написанные ею слова, он будто бы улавливал ухом едва ощутимую эссенцию, слабое эхо ее настоящего, человеческого и бесформенного голоса, тривиально опосредованного печатным текстом. Электронное письмо его подруги продолжалось после строфического пробела:
“Кстати говоря、 мисс Исида вдруг не будет против、если завтра утром мы с сестрой…” — однако дочитать его до конца Сёе уже не удалось: внезапно выскочив посреди экрана, непрошенное уведомление коварно скрыло за собой оставшуюся часть текста.
“Уэно?..” — изумился он полушепотом. Отправителем неожиданно пришедшего сообщения в самом деле являлась Наока. Но что было еще неожиданней так это то, что, согласно уведомлению, в нем пока не содержалось ничего, кроме загадочных «двух отправленных изображений». Их, к слову, невозможно было просмотреть в фоновом режиме, отчего Сёя, ведо́мый исключительно любопытством, временно отвлекся от предыдущей переписки и одним нажатием перешел в диалог с Уэно.
Ни разу в жизни парня еще настолько быстро не настигало абсолютное ошеломление, как в этот самый момент. Сообщению только стоило открыться, как смартфон уже чуть не вывалился у него из рук. В длинноволосой брюнетке, которая на обеих фотографиях располагалась на расстеленной кровати в довольно непристойных позах, он без труда узнал бывшую одноклассницу. Но в глаза всё же сразу бросались не только бесстыдные положения тела, но и главным образом тот факт, что поверх Наоки не присутствовало абсолютно никакой одежды, за исключением нижнего белья и накладных кошачьих ушек.
На первом снимке девушка была запечатлена вызывающе лежащей на спине и оттого, — к слову, не менее вызывающе — глядящей в объектив камеры вверх тормашками. На второй — уже на животе, с приземленным на согнутые руки подбородком и слегка приподнятым вверх тазом. Опошленное и вожделеющее выражение ее бесспорно привлекательного лица говорило о том, что Уэно была в полноте осведомлена о том, что с ней происходило и в чем она принимала участие.
“Еще и эти дурацкие уши опять!” — возмутился Сёя про себя. Он не был обрадован или испуган произошедшим больше, чем попросту сбит с толку. Таким вот он был парнем. И последняя его надежда опиралась лишь на то, что черноволосая подруга всего-навсего ошиблась отправителем.
Но это предположение было разнесено в щепки сразу же, как от Наоки пришло ее следующее сообщение:
“Что скажешь？”
“Насчет чего？！” — не вытерпел Сёя.
“Насчет белья、конечно же、кретин！”
И вправду, присмотревшись как следует, Исида обнаружил крохотную, прикрепленную к черным лифчику и трусам брендовую бирку, мелким шрифтом гласившую «Сахано Наоко».
“Сахара Миёко плюс... Уэно Наока? — без труда догадался он. — Идея откровенно не из лучших”.
Еще прежде, чем юноша успел дать ответ, девушка по ту сторону вдруг продолжила:
“Ладно、кого я обманываю。
Гораздо приятнее тебе было бы увидеть это ~”
“Нет、погоди、Уэно…” — спохватился взволновано печатать он в строку, но опоздал катастрофически.
Если первые две фотографии всего лишь застали его врасплох и сбили с толку, те, что прибыли за ними, уже заставили парня не на шутку обомлеть. Изображена на них была всё та же незаправленная кровать, находившаяся, по всей видимости, в некой арендованной студии; сняты камерой были те же самые позы. Единственное отличие заключалось в том, что законное место Наоки в них занимал уже не кто иной, как Сёко Нисимия.
Фирменное нижнее белье — точно также единственное, что находилось на ее теле, — обладало нежным темно-розовым цветом, что идеально подходил как к ее шелковистым светло-коричневым волосам так и, можно сказать, само́й ее натуре. В обоих случаях на лице девушки невольно царило что-то вроде невинной, чем-то даже детской растерянности. Поднятые колени в первой позе были, видимо, от непривычного стеснения беззащитно подогнуты друг к дружке; даже неподвижные, все ее конечности, казалось, пребывали в каком-то стыдливом закрепощении.