Ни для кого не было секретом, что́ означал этот день для уже двадцатителетнего юноши. Но ни Мияко, ни обе Нисимии, несмотря на это, по какому-то неоговоренному согласию не спешили пока предаваться праздничному настроению вокруг него и вели себя довольно сдержанно, точно это утро ничем не отличалось от других. И они поступали правильно: настоящий праздник был еще впереди.
Усаженная в комфортное кресло и уже укрытая по плечи черным пеньюаром, с детства глухая девушка была вынуждена пребывать в слегка неудобном ожидании наедине со своим зеркальным отражением. Нелепо согнувшемуся позади младшему Исиде настолько долго не удавалось завязать парикмахерского передника за спиной, что Юзуру, уже шестнадцатилетней, но нисколечко не подросшей с прошедшей зимы, пришлось прийти ему на помощь.
— Где твоя сестра, растяпа? Неужто всё еще спит? — спросила она, пока Сёя вооружался стерильными инструментами.
— Они с Педро и Марией улетели в Бразилию. Буквально вчерашним вечером отбыли, — ответил он. — Не сказали, когда планируют возвращаться.
— Хочешь сказать, она и роды планирует принимать там? — изумилась самая младшая из Нисимий.
— Похоже на то. С другой стороны, так будет даже лучше для Педро Младшего.
— Ну разве это дело... Они могли хотя бы на сутки отложить свой отъезд, чтобы застать ваш с Сё день.
Начинающий парикмахер пожал плечами.
— Для совершеннолетнего именинника, у которого в скором времени должен родиться племянник, ты выглядишь как-то чересчур равнодушно, Сёя.
Тот не смог найти, чего сказать в свое оправдание, и Юзуру повернулась к сестре, чтобы при помощи жестов сообщить последние новости и ей, беспомощно заинтересованной в их устной беседе.
Наконец юноша был готов приступать. Первым делом осмотрев незаплетенные, вновь отросшие почти до самых плеч волосы бывшей одноклассницы, Сёя взялся предварительно расправлять их вручную. Бережно и несмело пробирая вымытыми руками шелковые розово-каштановые «нити», отливавшие на проникавшем в салон свете солнца мягчайшим зефирным оттенком, он старательно отделял их друг от дружки не хуже всякого гребня.
“На твоем месте, Сё, — старшая — с относительно недавнего времени — школьница говорила вслух и одновременно жестикулировала в направлении зеркала, чтобы Сёко могла понять ее, не поворачивая головы, — я не доверяла бы судьбу собственной прически человеку, у которого голова выглядит вот так”, — в заключение своей насмешки она бесстыдно обозначила указательным пальцем в самом деле слегка неприглядную макушку Сёи.
Изобразив довольно неловкое выражение лица, парень отделался от ее безобидных, дружеских издевок парой нервных смешков. Сёко же, посредством того же зеркала, ответила младшей сестре обиженно нахмуренным, неумышленно очаровательным взглядом.
И тем не менее Сёя Исида правда был пока не более, чем «адептом» цирюльного дела. Поглаживающими движениями его левая ладонь механично проходилась по голове добровольной клиентки, зажимая уже намоченные пучки прямых волос в пробелах между длинными пальцами, а правая, оперируя крохотными парикмахерскими ножницами, с повторяющимися несколько раз легкими щелчками состригала их один за другим, и те под тяжестью собственной влаги обильно усыпáли пол под креслом и ткань пеньюара. За все прошедшие полтора года, что Сёя намеренно искушáл себя в этом занятии, требовательном к концентрации и ручной моторике не в меньшей степени, чем сам язык жестов, ему, не считая специально заготовленных, неживых макетов, выпадала возможность оттачивать собственные умения лишь на родной матери и уступчивом Нагацуке. Юзуру, а впрочем и все остальные его недюжинные знакомые, после выпуска оставшиеся в провинциальном Огаки, не проявляли особого желания участвовать в подобном «эксперименте», весьма рискованном для их внешнего вида. Именно поэтому сейчас погрязшие в работе кисти Сёи еле заметно подрагивали от простейшего волнения, а каждый надрез, каждое смыкание видоизмененных лезвий давалось предельно сосредоточенному юноше с немыслимым трудом. Сёко, испоганить внешнюю миловидность которой он как раз-таки так боялся, тем временем, совершенно наоборот, ощущала себя максимально спокойно и, казалось, получала большее удовольствие от самогó процесса, нежели от предвкушений удачного результата.