Следующая обсидиановая фигура была чрезвычайно сгорбленной. Бесполое существо, подобно чумной крысе, скрывала в своих лапах бутафорские монеты. Взгляд этой твари был необычайно жив; в глазах читалась яркая ненависть. Интереса ради, я позволил себе дотронутся до монет. Еще одна ошибка наивного туриста. Статуя, внезапно ожив, захлопнула свои ладони и чуть не сломала мне пальцы. Позади послышался смех моего демонического гида. Тогда он сказал, что каждый второй посетителей здесь лишался указательного пальца.
Четвертая статуя вызывала у меня чувство морального опустошения. Долговязая фигура, облаченная в балахон. Нижняя часть лица была открыта, а глаза рассмотреть мне так и не удалось - их прикрывал глубокий капюшон. Уголки рта мрачной фигуры были опущены, длинный нос был наклонён вниз. Но одна деталь пугала меня больше всего – статуя безустанно ударялась в горькие слёзы. Я получше рассмотрел их; это была кровь? Проверять я не стал, уж шибко еще болел травмированный палец.
Пятая по счету фигура пугала меня ещё пуще. Огромное мускулистое существо нависало над человеческими останками. Каждый сантиметр его рельефных мышц был обвит колючей проволокой. Однако по выражению его морды – да, назвать «это» лицом не поворачивался язык – боль приносила ему подлинное наслаждение. В руках существа полукругом угадывались человеческие ребра, а под массивными ногами – кровавое месиво. В глазницы твари были забиты огромные гвозди, а из пасти, отдаленно напоминающую акулью, торчали клыки. Они были так огромны, что изнутри врали ему щеки. В общем, эта фигура мне понравилась больше всех, однако продолжу свой рассказ. Я должен закончить: скоро они поймут, что к чему, и я могу не успеть.
Шестой «шедевр изобразительного искусства» лежал на своеобразном диване. Все бы ничего, однако, изготовлен диван был из человеческих костей. Лицо существа было предельно умиротворенным. Его атрофированные короткие, многократные конечности свисали с раздутого тела. Весь он был покрыт чумными бубонами, лицо заплыло в жировых складках. Ранее съеденный обед снова стремился обратно!
Седьмая статуя разительно отличалась от всех описанных ранее. Черный обсидиан сменил собой особый материал с невиданным буйством красок. Откуда не взгляни – аномальная призма меняла цвет. Этот артефакт воображения до жути рассредоточивал моё внимание. За всем этим блаженным эффектом с трудом можно было разглядеть то, что статуя являла собой обычную человеческую фигуру, ничем не примечательную.
И последняя статуя, в которой я отчасти узнал себя, изображала чрезвычайно высокого гуманоида. На непропорционально маленькой голове красовалась дивная корона, украшенная барельефом. Взглянув в глаза этой твари, я ощущал себя таким мелочным, таким незначительным. Шуба, надетая на статую, была явно не лыком шита. Изысканные туфли инфернального царя лизали худощавые создания, таким образом восхваляя его культ личности; словно гадюшник, сотканный из людей, обвивали его ноги.
- Ах, аллея грехопадения – наше культурное достояние. Когда я попадаю сюда, моё чёрное сердце берёт гордость,- сказал бес и поправил монокль, - однако, не стоит слишком заострять на этом внимание. Пройдемте к следующей достопримечательности.
Пройдя аллею, мы пришли к зданию. Оно напоминало мэрию моего родного города. Экстерьер украшали свисающие с арок мраморные церберы, в ближайшем палисаднике цвели мёртвые растения. Большая украшенная дверь предстала передо мной во всей красе, как и надпись над ней:
«Пристанище политических деятелей»
С нескрываемым трудом, чертенок навалился на амбарную дверь. Скрипучие петли тут же издали протяжный неприятный звук. Меня обдало теплотой и, о чудо, я услышал гул. Шум многих голосов напоминал час пик в общественном транспорте. Внутри спешно сновали люди в пиджаках. Черно-белая плитка на полу напоминала шахматную доску, всюду множество ресторанных столиков и живописные арки. Никаких ламп и люстр, никаких факелов - лишь изысканные мраморные статуи горгулий держали огромные свечи в когтистых лапах. На кого из посетителей не взгляни – официальный вид; никаких джинсов, кроссовок и толстовок. В этот момент я почувствовал себя белой вороной.