Начались поездки к врачу: осмотры, тесты, уколы, таблетки… И все это на фоне явной неприкрытой ненависти. Он ненавидел ее, и она его?… ненавидела? Ей тогда казалось, что да… Но, они продолжали делать уколы гормонов. Лора вспомнила, что однажды вечером, накануне того дня, когда ей надо было ехать в центр Лос-Анджелеса в клинику, Егор сказал ей, что жить с ней не будет, уйдет, и ребенка никакого от нее не хочет. Он ей такое еще не раз говорил… что ему не нужен ребенок.
Разве нормальная женщина продолжает пытаться забеременеть, когда ей такое говорят? Конечно нет! Может, она ненормальная? Она же все равно упрямо продолжала делать все от нее зависящее, чтобы у них получилось. В первый раз, когда "подсадили" двух девочек, ничего не получилось. Лора видела, как Егор хотел, чтобы все вышло, он поставил в рамочке на своей тумбочке туманную "техническую" фотографию с монитора ультразвука: матка и две крохотных, едва заметных черных точки: "мои девки", как он говорил. Так эта рамочка 10 дней и простояла, и они жили надеждой. О, как он был сломлен неудачей! Убрал рамку с тумбочки и глухо замолчал. Вот ей бы в этот момент все бросить: нет – так нет. Как говорится – не судьба.
Лора не бросила. Прошел месяц и они еще раз сделали тоже самое. Одна "девочка" прижилась, а ее потенциальная сестричка-близняшка – нет. Теперь Егор уже не делал никаких фото, он суеверно боялся поверить в удачу, но верил все равно. Они ездили к врачу, смотрели на крохотную клетку: вот два миллиметра, а вот уже четыре, шесть… А теперь "детка" весила почти килограмм, шевелилась, дергалась, вертелась, но успокаивалась, как только Лора клала руку на живот. «Знает мамину руку…» – Лора счастливо улыбнулась.
Теперь об ее состоянии знала вся семья. Лора так и не поняла, радовались они или нет? Удивились, уж это точно, но никто не посмел ничего ей сказать. Скорее всего для них всех "Лора была в своем репертуаре". Другого они и не ждали. Вяло поздравили и больше об этом особо не говорили. Все реакции семьи и детей всегда были довольно блеклыми, никто не умел бурно выражать своих эмоций, громко хохотать, или шутить. Не умели ни поздравлять, ни дарить, ни доставлять друг другу удовольствий. Это было частой темой подколок Егора. Он был прав… но они такие, какие есть. Что она могла сделать? Зачем ей было об этом говорить? Каждый раз, когда он начинал ей пенять на холодность сестры, брата или детей, ей хотелось ему сказать "а твоя мамочка… лучше?", но это был удар ниже пояса, и Лора молчала. Про его мать – это было табу.
Предыдущий год с Егором был ужасом, но… в первый раз в жизни, Лоре дарили настоящие подарки, о которых она и мечтать не могла. На свадьбу Егор подарил ей бриллиантовое кольцо, потом на День Рождения – гарнитур из розовых сапфиров, потом серьги Сваровский, купленные в Лас-Вегасе, кулон в форме сердечка Сваровский, дорогую кожаную сумку. Егор еще довольно часто дарил ей цветы, причем просто так… Лора теперь покупала себе вещи по его настоянию, было видно, что ему не жалко на нее тратиться. Они ездили вдвоем отдыхать, жили в дорогих номерах, в каких никто из их семьи никогда не жил. Лора пыталась убедить себя, что ей безразличны деньги, что Егор не жалеет денег, но больше ничего не может ей дать… что счастье не в деньгах. Но это было неправдой: они с Егором иногда ходили на оперы, концерты, шоу, билеты на которые она бы никогда не смогла себе купить. Да, и ходить ей в театры было не с кем, разве что… с мамой. А теперь она одевалась, Егор доставлял ее туда на машине, покупал в буфете то, что она хотела. Э, нет, следовало быть честной с собой: вовсе это не было Лоре безразлично. Наоборот, Лоре была невероятно приятна его щедрость, подарки, которых ей никогда и никто не дарил. В их семье можно было получить на День Рождение новый комплект полотенец для кухни, или флакон жидкого мыла. С Егором стало по-другому. Она почувствовала себя женщиной, которая наконец живет с мужчиной, за которым, как "за каменной стеной". Это было новое чувство безопасности, расслабленности, уверенности в завтрашнем дне, отсутствия ответственности, которую за тебя несет муж.