Лора отогнала от себя неприятные мысли. Она должна настраиваться на позитив: добрые фильмы, книги, хорошая музыка, вкусная еда, прогулки, ничегонеделание. И тогда ее "детка" родится счастливой. Она опять подумала о том, что следует позаботиться о "столе", что приготовить, как прибрать в квартире, чтобы Егор почувствовал себя дома. Ничего не придумывалось, убирать было лень, а насчет еды у них были такие разные вкусы. Честно говоря, Лора даже давно забыла, что любят есть мужчины. Все ее представления о хорошей кухне сводились к салатам из овощей и постным супам. Егор такую еду ненавидел. Сначала Лоре было горько, что он "загнал ее на кухню", она так ему в запальчивости кричала, когда они ссорились, при этом себя очень жалея. Потом, она стала к кухне немного привыкать, но не верила в этом отношении в свои силы. Да и времени, потраченного на готовку, было очень жаль. Лора просто ставила рыбу или курицу в духовку и ждала, пока все там само пожарится. Еда получалась невкусная, жесткая, сухая, никаких пирожков, котлет, запеканок или блинчиков она не делала, а вываренные или сырые овощи Егор есть отказывался. Готовить казалось Лоре делом мудреным и неприятным. Она ставила что-нибудь тушиться, уходила к компьютеру, забывалась, все подгорало и по квартире разносился такой мерзкий запах, что приходилось открывать окна. В такие минуты Лора себя ненавидела, и хотя Егор в последнее время молчал, не желая ее укорять, она видела, что он ее осуждает, даже не то, что осуждает, а скорее разочарован тем, что она такая плохая хозяйка.
Он был совершенно традиционный мужчина, равнодушный к идеям феминизма. Прожив всю жизнь холостяком, не получив домашней заботы в детстве, он создал себе приукрашенное идиллическое представление о хозяйке дома: жена должна стоять на кухне в фартуке, все у нее горит в руках, она жарит, парит, священодействует, а потом подает на стол и ласковым голосом приглашает его, добытчика-мужа. Она так не умела, злилась, что не соответствует его надеждам, в то же время осуждая Егора за домостроевские настроения, считая себя выше и умнее кухонных забот, и поэтому не желая учиться. Лора прекрасно понимала, что можно посмотреть рецепт на интернете, спросить у других, порадовать Егора чем-нибудь удивительным, просто доставить ему удовольствие вкусной едой и заботой, но почему-то она не могла заставить себя этого сделать, и быть плохой хозяйкой себе "разрешала". Егор должен был ее принимать такой, какой она была. Она и другие вещи себе разрешала: например брала единственную машину и уезжала на целый день, оставив спящего Егора дома. Она шла на маникюр, потом на массаж, пила с подругой кофе, и… забывала ему позвонить. Егор волновался, злился, не звонил первым, чтобы иметь возможность "надуться" и выговаривать ей за невнимательность, за то, что она без его спроса отдала свою машину отцу, а он "тут сидит весь день, как дурак". Лора опять знала, что она неправа, но не хотела этого признавать. И машину свою отдать папе, и гулять одной целый день она тоже себе разрешала. Егор разрешал себе одно, она – другое. Они оба, по-настоящему, не отдавали себе отчета в том, что они больше не живут поодиночке. Разумеется их холостяцкая жизнь имела свои плюсы, но минусов было больше. Тоже самое относилось и к семейной жизни. Она тоже состояла из плюсов и минусов. Лора вздохнула и подумала, что плюсов в ней все же больше.
И опять ей в голову пришла мысль о самом ее серьезном недовольстве мужем: секс! Вот что не давало Лоре покоя. Она и сама не могла до конца понять, что в ее неудовлетворенности преобладало: физиологическая или моральная сторона. Она хотела мужчину, Егор ее возбуждал, нравился ей, привлекал. Когда он оказывался с ней рядом, она не могла себя контролировать, вела себя несдержанно, глупо, и этим его отвращала. Муж ее не хотел, пренебрегал ею, она была для него стара, нежеланна, противна ему – и это было обиднее всего! Они не могли найти компромисса: он отказался от секса вообще, не желая из принципа делать над собой никаких усилий, считая, что в таком деле усилия как раз и неуместны. Если не получается само, органично и с радостью, значит ничего тут не поделаешь. Любые меры он считал насилием над собою. В то же время Лора хотела секса так неистово и императивно, что против ее воли, желание делалось таким животным, неэстетичным, и эгоистичным, что воспринималось мерзким. Она не умела вести себя в постели, ее искаженное лицо, резиновый член в руках, который она ритмично в себя запихивала, неконтролируемые стоны и конвульсии выглядели болезненно-неприятно. Лора чувствовала, что она "не умеет", что делает все не так, что Егор не привык к такому физиологическому, некрасивому, супружескому сексу. Но по-другому она не умела, и разрешала себе вместо умелой ласки, грубые хватания, а главное… резинового безотказного "друга", без которого она не могла обходиться.