Чтобы стать Островым, Абульфаз начисто сбрил бороду, выстриг на макушке «лысину» и обрядился в поношенный мешковатый синий блейзер, на лацкане которого красовался значок с изображением Ленина. Костюм дополняла дешевая белая рубашка и потертый запятнанный галстук красного цвета. Приподняв брови и опустив уголки рта, то есть придав себе вид человека вдумчивого, но критически настроенного по отношению к окружающему, он посмотрел на своего гида, и тот под его взглядом торопливо сунул фисташки в карман и отлепился от балконного парапета.
— Ну что, пойдем? — спросил Абульфаз.
— Как скажете, товарищ профессор. Куда бы вы хотели отправиться?
— Как вы, наверное, знаете, я приехал сюда, чтобы исследовать и описать некоторые изделия традиционных туркменских промыслов, в частности ковры…
— Ясное дело. Думаю, вам надо на толкучку — я правильно понимаю? Но сначала необходимо договориться о транспорте.
— Разумеется. Надеюсь, через час вы будете ждать меня с машиной у входа в гостиницу. Полагаю, за частное транспортное средство придется платить мне, ну а коли так, пусть это будет легковая машина, способная возить нас весь день и при этом не ломаться.
— Понятно. Через час буду.
Через шестьдесят минут и тридцать две секунды Абульфаз — Остров и Мурат уже усаживались на заднее сиденье бордовой «Лады». Кузен Мурата — мощного сложения мужчина с такой густой бородой, что она казалась прикрепленным к нижней части лица париком, вел машину очень быстро и небрежно, словно положившись на волю рока, который, по его представлению, только один и управлял жизнью человека. Абульфазу приходилось ездить в местах и похуже и с еще более беспечными водителями, поэтому страха он не испытывал, но мифическому Острову такая езда определенно пришлась бы не по нраву. Поэтому он то и дело морщился, как от зубной боли, и вытирал у себя с лысины и лица пот, который умел вызывать особым напряжением мышц. Под мышками у него тоже образовались два темных полукружья. Мурат с кузеном беззаботно болтали о своих делах, переходя с туркменского на русский и вновь возвращаясь к туркменскому. Кузен время от времени всем телом поворачивался к Мурату и отчаянно жестикулировал, подкрепляя свои слова, а руль удерживал в нужном положении коленями.
Вылетев из-за поворота на большой скорости, они едва не врезались в старый серый грузовик, кузов которого был заполнен рулонами ковров с удивительно ярким и причудливым орнаментом. Подобные фантастические узоры можно увидеть разве только в детском калейдоскопе — или под веками, когда долго смотришь на полуденное солнце, закрыв глаза. Кузен Мурата нажал на клаксон и выругался. Абульфаз же не сводил глаз с многоцветных ковров, явившихся, казалось, из восточных легенд и сказок «Тысячи и одной ночи». Мурат посмотрел на своего подопечного и рассмеялся.
— Красиво. Да, товарищ профессор? Это лучшие в мире туркменские ковры. Вы ведь из-за них сюда приехали?
— Красиво, — согласился Абульфаз.
Вскоре в лучах закатного пустынного солнца Абульфаз увидел знаменитую толкучку, оказавшуюся скорее советским рынком, нежели восточным базаром, поскольку здесь, помимо всего прочего, продавали запчасти для автомобилей, самодельные сигареты россыпью и ношеную выцветшую военную форму. Старые, вышедшие из употребления и на первый взгляд совершенно бесполезные тряпки, предметы обихода и промышленные изделия обретали вторую жизнь и пользовались спросом, а их пестрота создавала иллюзию изобилия.
На рынке Мурат не только исполнял обязанности гида и переводчика своего подопечного, но был готов при необходимости выступить на его защиту. Абульфазу нужна была лишь одна вещь, но он позволил Мурату провести себя по рядам, поскольку это настраивало гида на деловой лад, поднимало его самооценку и избавляло от излишней подозрительности. Мурат, схватив гостя за локоть, таскал его от прилавка к прилавку. Абульфазу предлагали живых цыплят, золотые коронки, вырванные у трупа, щетки для волос, младших дочерей, запрещенные коротковолновые приемники, брикеты гашиша, болты в густой фабричной смазке или полностью от нее очищенные, а также вьючных животных с грустными глазами. Навязывая свой товар, торговцы окидывали Абульфаза вызывающими, оценивающими или снисходительными взглядами, всячески демонстрируя свое интеллектуальное и этническое превосходство.
— Как здесь рассчитываются за покупки? — спросил Абульфаз.