Мурат поцеловал пожилую женщину, стоявшую за почти пустым прилавком. На шее у нее ожерельем висели шестнадцать крохотных клеточек, в которых помещались злые черные жуки с большими рогами.
— Это на счастье, — объяснил Мурат. — Жука-оленя выпускают перед дверью дома и ждут, что будет. Если он не войдет в дверь, значит, ваш дом благословен и вас ждут семь лет процветания. Но если все-таки войдет, значит, в вашем доме обитают злые духи; жук-олень собирает их, нанизывает на свои рога. Вы следуете за ним по комнатам, и когда он обойдет весь дом, берете и бросаете в огонь. Моей тетушке — единственной в нашем клане — дозволяется ловить в пустыне этих жуков.
Женщина кивком подозвала к себе мальчишку с вороватым лицом и узкими глазами-щелочками, размышлявшего, как лучше стащить с соседнего прилавка живого цыпленка в клетке, и передала ему ожерелье с жуками, после чего проводила мужчин к стоявшей неподалеку от ее прилавка маленькой складной юрте.
Когда гости вошли внутрь, женщина предложила им присесть на ковер с алым и ярко-зеленым орнаментом, с вплетенными в узор шитыми золотой нитью треугольниками. Торговка уселась напротив, достала из стоявшего за спиной сундука круглый коврик с бахромой и расстелила перед собой. Проделав все это, она пристально посмотрела на мужчин, ожидая, что будет дальше.
— Вы знаете, кто я? — спросил Абульфаз по-русски.
— Я знала, что сегодня меня посетит иностранец, — ответила женщина. Ее голос успокаивал, тембром напоминая звучание флейты. Казалось, говорит она мало и редко, отчего голос гораздо моложе своей обладательницы. — Больше я ничего не знаю, и сама никогда с иностранцами не общалась, хотя слышала, что кто-то из нашего рода много поколений назад имел с ними дело. Признаться, мне и в голову не приходило, что кому-то за пределами этих мест известно о моем существовании. Но, зная обо мне, вы, вероятно, знаете и о моем неведении, а значит, готовы принять на себя всю связанную с ним ответственность или же воспользоваться к собственной выгоде. Видите, какая у нас получилась цепочка предположений? Она может удлиняться до бесконечности, и я не нахожу смысла в нанизывании новых звеньев. Одно хорошо — цепочка стала темой нашего первого разговора, но мне бы хотелось предложить вам цепочку совсем иного рода.
Она вынула из своего сундука нечто, напоминавшее на первый взгляд черный кожаный пояс, пребывавший в непрестанном движении. При ближайшем рассмотрении оказалось, что он состоит из трех живых змей, кусающих друг друга за хвост. Чтобы эта живая цепочка не распалась, ее звенья соединялись большими рыболовными крючками с двойным жалом.
— Это так называемое кольцо Мунатира, сельджукского царя змей и моего прапрапрапрадедушки. Оно напоминает нам о том, каково истинное лицо наших недоброжелателей и сколь длинна, бесконечна их череда. Но вам, иностранцу, подобная живая метафора, возможно, неинтересна?
— Неинтересна, — согласился Абульфаз, отшатываясь от извивающихся змей.
Торговка вернула шевелящихся тварей в сундук и снова повернулась к Абульфазу, благонравно, как маленькая девочка, сложив на коленях руки.
— Зачем же вы сюда пожаловали? — спросила она, словно поддразнивая, но в голосе проступал и подлинный интерес.
— За «клетками кагана».
Женщина хихикнула, прикрыв ладошкой рот. Годы слетели с нее, как листья с дерева в грозу.
— Это большая честь для нас. Даже наши люди в своем большинстве забыли об их существовании. Я бы с удовольствием спросила, как вы о них узнали, да боюсь не услышать ответа. Но как бы то ни было, я всего лишь бедная торговка, а потому интересуюсь, что вы можете за них предложить.
— Они у вас есть?
Она вздохнула и снова потянулась к сундуку, стоявшему у нее за спиной. Сунув туда руку по самое плечо, она принялась шарить по дну, глядя перед собой пустыми глазами, и со стороны казалось, будто она слепа. Что-то нащупав, женщина вскинула брови, словно дивясь этому, и извлекла из сундука глиняный горшок. Он был шириной с человеческую ладонь, в две ладони высотой и закрывался толстой крышкой с грубой круглой ручкой в виде шишечки в центре. Горшок выглядел так, будто его вылепил ребенок и поставил сушиться на солнце. На нем не было ни глазури, ни даже самого грубого орнамента, и Абульфаз задался вопросом, сколько людей прошло мимо этого горшка, с презрением от него отвернувшись? За века клан не раз грабили, но семья сохранила горшок, ничем не отличавшийся от самой дешевой домашней утвари. Абульфаз подумал, что этот мир давно бы перевернулся, догадайся грабители о его ценности, и попросил женщину: