— Да ни о чем. Кроме моего имени на конверте, оно не содержало ни единого слова. Зато внутри находился зуб. Человеческий зуб.
Ханна выпрямилась и посмотрела на меня широко раскрытыми глазами.
— Вы шутите?
— Напротив, я абсолютно серьезен. Интересно, что зуб выглядел так, словно его только что удалили.
Она поднесла к губам ладонь.
— Вы рассказали кому-нибудь об этом?
— Вы имеете в виду, кому-нибудь помимо вас?
— Да, умник, именно это я и имела в виду, — сказала она, игриво ущипнув меня за ухо. — Например, полиции, вашему редактору и так далее.
— Арту я пока об этом не сказал, хотя думаю, что должен. Что же касается здешних полицейских, то вы, полагаю, видели их. Что они могут? — Я решил не упоминать о Джо Джадиде — не знаю почему, но в ретроспективе оказалось, что инстинкты мои сработали верно. — Как по-вашему, что мне теперь делать?
— Честно? Выбросить это из головы и написать некролог, как вы и намеревались с самого начала. Неужели у вас недостаточно информации, чтобы закончить его? Что же до всего остального, скажу так: некоторые люди должны оставаться в нашей памяти окутанными флером загадочности и мистики. Как и некоторые события. Я знала Яна лучше, чем кто бы то ни было в этом городе. Возможно, даже лучше, чем люди, которые с ним работали. За исключением его арестов, детских лет и тому подобных вещей. И коль скоро вы начали получать странные послания…
— Странные послания только подхлестывают мое желание продолжить начатые поиски. Мне не нравится предположение, будто меня можно от этого отвадить.
— Ах вы, мой храбрец, — пошутила она, ткнув меня пальцем в живот. — Но почему бы вам не написать некролог и не забыть на некоторое время об этой истории? Выждите немного и посмотрите, появятся ли после этого на вашей двери новые послания. Если да, значит, два этих дела взаимосвязаны, ну а коли так, то можно копать дальше. — Идея была неплохая, а тот факт, что она исходила от Ханны, сообщал ей необходимую убедительность. Тем не менее это означало, что мне, пусть на время, придется оставить расследование.
— Одна редакторша из Бостона заинтересовалась этой историей, — сказал я. — И я не могу сейчас все бросить.
— Ага! Я и не подозревала, что вы такой карьерист.
— Я не карьерист, — окрысился я, поскольку ее замечание меня задело. — Просто работаю над статьей и не хочу бросать это дело только из-за того, что какому-то типу взбрело в голову помешать мне. Кроме того, возможно, это послание пришло от какого-нибудь дантиста, раздраженного одной из моих старых статей.
— Хорошо, хорошо. Все правильно: не хотите — не надо. Только будьте осторожны, ладно? У вас нет причин рисковать ради вашего «Линкольнского курьера». Да и ради места репортера в Бостоне тоже. Вполне возможно, оно вам и так достанется, безо всякого риска. Я хочу сказать, что вы молоды, умны и талантливы, а все остальное со временем приложится.
Нетрудно правильно истолковать этот разговор в ретроспективе, особенно когда он изложен на бумаге, как сейчас. Но я был очарован этой женщиной — и прежде всего потому, что хотел быть очарованным.
— Возможно, — согласился я. — Возможно, вы правы.
Это была любимая фраза моей матери на протяжении последних нескольких лет, предшествовавших ее разводу с отцом. Временами я сам ее использовал, и в моей трактовке она значила примерно следующее: «Я так не думаю, но не имею желания спорить с вами по этому поводу».
Где-то посреди третьей порции виски — надо сказать, мы прикончили-таки бутылку — мне показалось, что в комнате стало холодно. Я поднялся, подошел к радиатору и понял, что он неисправен, а из окна дует. В перерывах между песнопениями, доносившимися из стереосистемы, я слышал, как стенал и скрипел старый дом, как завывал за стеклами ветер. От этого мне стало еще холоднее. Я засунул руки, как в муфту, в рукава своего свитера и с силой сжал пальцами рубашку.
— Когда вы так делаете, то становитесь похожи на маленького мальчика. — Я разжал пальцы и вынул руки из рукавов. — Я, собственно, не хотела сказать ничего обидного… В комнате действительно холодно. Когда миссис де Соуза выключает отопление, температура здесь быстро падает. По счастью, я знаю, как решить эту проблему. — Она достала из шкафа большой, ручной вязки, толстый шерстяной плед. Составлявшие его разноцветные яркие четырехугольники, окантованные синими нитками, придавали ему уютный, старомодно-домашний вид. Из подобных пледов дети делают вигвамы и прочие убежища. — Это связала моя бабушка, — пояснила Ханна, разворачивая и встряхивая его. — Идите сюда.