Иаков сказал, "Равви, […] я […] все вместе […] в них особенно […]". Господь сказал, "Иаков, я хвалю тебя […] иди на землю […] слова, пока он […] на […]. Ибо отброшен от тебя кубок с горечью. Ибо некоторые из […] против тебя. Ибо ты начал понимать их корни от начала до конца. Отбрось от себя все беззаконие. И берегись, если они завидуют тебе. Когда ты говоришь слова этого восприятия, ободряй этих четырех: Саломею и Марию, Марту и Арсению […] так как он взял некоторую […] ко мне, он […] сожженная жертва и […]. Но я […] не таким образом; но […] первые плоды […] вверх […] так, чтобы власть бога могла явиться. Смертный достиг бессмертного, и женское достигло этой мужской основы".
Иаков сказал, "Господи, в этих трех, тогда имеет их […] отброшены. Ибо их оскорбляли и преследовали […] все […] от любого […]. Ибо ты получил […] знания. И […] что является […] иди […] ты найдешь […]. Но я пойду и открою, что они верили в тебя, что они могут быть довольны с их благословением и спасением, и это откровение может прейти".
И в это же время он пошел немедленно и упрекал двенадцать и отвел от них содержание относительно пути знания […].
[…]. И большинство из них […] когда они видели посланника, принимали […]. Другие […] сказали, "[…] его из этой земли. Ибо он не достоин жизни". Затем, они боялись. Они восстали, говоря, "Мы не участвуем в этой крови, ибо справедливый человек погибнет через несправедливость". Иаков ушел так, что […] смотри […] ибо мы […] его.
Апокалипсис Иакова.
(Первый) Апокалипсис Иакова (перевод А. Мома)
Комментарий
В самом тексте данный трактат называется просто Апокалипсис Иакова. Однако мы будем называть его Первым Апокалипсисом Иакова, исходя из того, что следующее сочинение (V,4), тоже называется Апокалипсисом Иакова.
Наш апокалипсис является блестящим примером "диалога Откровения". Партнёры по этому диалогу - сам Господь и Иаков, брат Господа (хотя в дальнейшем в тексте и говорится о том, что понятие "брат Господа" следует трактовать в чисто духовном смысле). В первой части трактата (24,10 - 30,11) Иаков задаёт Господу вопросы, отражающие его озадаченность наличием страдания. Иаков желает вознесения вместе с Господом, и Господь дарует Иакову утешение в терминах обычного для гностиков учения о месте человека во Вселенной.
Косвенное и мимолётное обращение к распятию (в 30,12-18) служит поворотным пунктом в повествовании. После появления Господа вновь в рассказе начинает преобладать ряд заклинаний, переданных Иакову для того, чтобы он оказался способным принять вызов враждебных сил, которые будут пытаться препятствовать его восхождению к "Предсуществующему" после его мученичества (32,23 - 36,1). Эти заклинания воспроизводят те драматизированные тексты, которые появлялись повсеместно в рамках описания посмертных ритуалов в валентинианском гностицизме (см. Ириней, Haer. 1.21.5, Епифаний, Pan. 36.3.1-6). Вполне возможно, однако, что одна из характерных черт данного текста ("Я есмь единственный, сын Расы Отца") была тесно связана с Corpus Hermeticum (13.3). Другие интересные фрагменты, находящиеся во второй части нашего апокалипсиса, включают в себя и руководства, относящиеся к сохранению данного трактата в тайне (36,13 - 38,11), и комментарии относительно потребности в женщинах-ученицах (!) (38,15 - 41,18), упоминается также упрёк Иакова в адрес Двенадцати апостолов (42,20-24), а в конце текста также приводится относительно длинное повествование (дошедшее сильно повреждённым) о мученичестве Иакова.
Обозначение в тексте Иакова как "Иакова Справедливого" (32,2-3, сравн. 43,19) указывает на контакт с иудео-христианской традицией (Эгессипп, у Евсевия, Н. Е. 2.23.4,7; Евангелие от Евреев, у Джерома, De viris inl.2; Gos. Thom., стих 12). Включение же Аддайя (36,15-24) в список лиц, обязанных хранить данное учение в тайне, говорит о контакте с Сирией, и в силу этого, вероятно, с семитической формой христианства (ср. у Евсевия, Н. Е. 1.13). Некоторые ученые считали также, что и многочисленные прочие темы повествования апокалипсиса претерпели влияние иудео-христианской теологии. Но помимо той важной роли, которая отводилась Иакову Справедливому, в тексте слишком мало такого, что могло бы даже с некоторой смелостью быть списано, в частности, на влияние иудейского христианства. К тому же, существует и немалая возможность того, что фигура Иакова была результатом замены сектой гностиков какой-либо другой фигуры, и таким образом стала для них удобной зацепкой, о которую могло "зацепиться" их учение.