примером того, как обыгрывается одно слово
(в данном случае xxxxx), делая постепенным переход
к ведущей теме знания, как осуществляется "сползание"
смысла через замещение одного слова в сходных
на первый взгляд предложениях.
Самоопределения, следующие дальше, с акцентами
на противоположных качествах, лаконичны и выразительны.
Крайние возможности, присущие одной
природе, проступают в таких утверждениях, как:
"Я немая, которая не может говорить, и велико мое
множество слов" (18.23 - 25), "Я та, кто взывает, и я
та, кто слышит" (18.33 - 35) и проч.
Самый затяжной пассаж с самоопределениями
сменяют обращения (VI О), которые заставляют слушателей
по-иному взглянуть на самих себя. Это преддверие
конца произведения, данное в ином ключе,
чем остальной текст. Провозглашается единство внешнего
и внутреннего в людях: "Ибо ваше внутреннее
есть ваше внешнее, и, кто слепил внешнее ваше, придал
форму вашему внутреннему. И то, что вы видите
в вашем внешнем, вы видите в вашем внутреннем..."
(20.18 - 24). Эту мысль сопровождают знакомые слова,
подчеркивающие доступность и недоступность говорящей
(VI С): "Я - это слух, который доступен
каждому. Я речь, которая не может быть схвачена"
(20.28 - 31) .
Мы подходим к финалу, но лакуна прерывает
текст. За ней идет последнее обращение (VII 0),
отчасти перекликающееся с 18.15 - 20: "Так внимайте,
слушающие, и вы также, ангелы, и те, кто послан, и
духи, которые восстали от смерти" (21.13 - 18). И далее
вместо крайностей прежних самоопределений, контрастов
в восприятии речи - финал, выдержанный
совсем в другом духе: единения, умиротворенности,
постоянства: "Ибо я то, что одно существует, и нет
у меня никого, кто станет судить меня. Ибо много
привлекательных образов, которые существуют в многочисленных
грехах, и необузданности, и страстях постыдных,
и наслаждениях преходящих, и они схватывают
их (людей), пока те не станут трезвыми и не
поспешат к своему месту упокоения. И они найдут
меня в этом месте и будут жить и снова не умрут"
(21.18 - 32) .
Итак, читая "Гром" таким образом, чтобы, задерживая
внимание на частностях, не упускать из
виду целостности памятника, внутренних связей, скрепляющих
текст, приходим к следующим умозаключениям
и предположениям.
Контрастность во всем - композиционно-стилистическом
строе произведения, его содержании - не
только не разрушает единство, напротив, создает и
утверждает его. Текст, будучи по форме монологом,
по сути дела строится на отношениях между провозглашающей
его и теми, к кому обращена речь. Самоопределение
говорящей (род самопознания), спровоцированное
существованием "других", тех, кому говорящая
открывает себя, собственное отражение в их
сознании, в свою очередь воспринятое ей,- эта игра
отражений, подобий и искажений, эффект зеркала,
хорошо знакомый по документам из Наг-Хаммади
(ср. очерк, посвященный Апокрифу Иоанна),- все
это делает связь между говорящей и слушающими
столь тесной, что обе стороны, перебрав всю гамму
отношений - от взаимного отталкивания до тяготения,
в конце произведения предстают в единении.
Но единство говорящей и слушающих ощутимо
не только в последней части, где контрасты как бы
сходят на нет. Оно есть также там, где наиболее
отличаются друг от друга самоопределения говорящей
и где односторонне восприятие слушающих,
неспособных увидеть единства в противоположных
явлениях.
Наконец, контрастность, подчиненная цельности,
есть и в композиции памятника. Первая часть с ее
противоположными определениями говорящей уступает
место заключительной, где речь держит единое.
Это еще одно проявление принципа, пронизывающего
"Гром": единства в противоположностях.
Поэтому, отдавая должное Мак Раю и Киспелю,
чьи исследования во многом продвинули понимание
памятника, мы не можем во всем согласиться с ними.
Нам трудно принять интерпретацию Мак Рая, который
считал, что "Гром" написан в духе апофатики, что
памятник провозглашает полную запредельность божества,
от имени которого ведется речь, и все самоопределения
первой части имеют в виду не реальность,
но только мнения людей. Мы думаем иначе: и