первая часть, и заключение говорят о реальности, но
разных уровней. То начало, от имени которого ведется
в "Громе" речь, заявляет о своем присутствии и на
одном уровне - во множестве противоположных явлений,
и на другом - лишенном этих контрастов. Это
уровни реальности, единые наличием одного начала.
"Я есмь" в сочетании с противоположными определениями
повторяется с первых же строк, "Я есмь то,
что одно существует",- слышится в финале произведения.
Поэтому думается, нет оснований применительно
к "Грому" говорить о "фундаментальной дуалистической
перспективе гностика" . Вырисовывается иная
картина. Двойственность мира человеческих ценностей,
которую в их единстве до поры до времени не
воспринимают люди, отвечает реальности первого
уровня, в котором являет себя божество. Эта реальность
существует, покуда она не осознана. С ее осознанием,
ее "заклинанием" появляется возможность
перехода к реальности иного уровня, открываемой
"отрезвленными" людьми.
Единство задается памятнику не только говорящей,
но и людьми, на первом уровне - ошибающимися,
наставляемыми, прозревающими и на втором -
обретающими жизнь.
Единство сообщает "Грому" и тема знания (незнания),
пронизывающая его. Самоопределения держащей
речь должны помочь слушателям узнать себя.
Это все та же властно заявляющая о себе в гностических
документах, основная для Апокрифа Иоанна
тема знания как самопознания. Напоминающий заклинание,
текст подчинен тому, чтобы направить людей,
раскрыть цельность того, что в их сознании разобщено
и противоречиво, перевести их на новую ступень
восприятия - реальности. В этой преобразующей читателя
установке памятника своеобразно отражается
его социальная природа.
Если попытаться кратко определить суть и пафос
памятника, думается, можно сказать следующее. Это
очень далеко простирающаяся, образно выраженная
мысль о единстве во множестве онтологических,
гносеологических, социальных, культурных противоположностей.
Причудливое сочетание в тексте кусков,
явно имеющих разные истоки, переплавка этого
разнородного материала в одном горне, приравнивание
многообразных образов и понятий друг другу -
в духе поздней античности, поклонения тысячеименной
Исиде, стремления Филона Александрийского сблизить
Платона и Библию, обращения христианских богословов
к античной мифологии и философии и т. д.
Эти явления принадлежат эпохе, когда памятник мог
существовать и был переписан в собрание рукописей
Наг-Хаммади.
Что же касается этого собрания, "Гром" не
одинок там. Божество, от имени которого ведется речь
в документе, в некотором смысле сродни Софии Эпинойи
из Апокрифа Иоанна. Разумеется, можно говорить
лишь о каких-то чертах сходства, подсказанных
неоднородностью этого образа, совместившего в себе
знание и незнание. Другой памятник из собрания иного
характера, чем Апокриф Иоанна, - "Толкование
о душе", где влияние христианских идей весьма ощутимо,
также напоминает "Гром" мучающейся своим
падением и раздвоенностью главным действующим лицом
произведения - душой: Несомненная близость,
отмеченная всеми комментаторами, есть у отрывка из
"Грома" с двумя текстами из второго сборника НагХаммади
- пятым и четвертым. Как ни далеки могут
быть по своему происхождению эти памятники, для
определенного уровня сознания, в большей или меньшей
степени окрашенного влиянием гностического
умонастроения, для составителей сборников, их заказчиков
и читателей они обладали известным единством.
Недаром в шестом сборнике вместе с "Громом" оказалось
несколько памятников, близких христианской
традиции, а также герметических, не говоря об отрывке
из "Государства" Платона. В этом пестром наборе
издателями английских переводов в аннотациях к
текстам было справедливо отмечено влияние гностического
мировосприятия в идеях и образах .
Упоминая о связях "Грома", как феномена позднеантичной
культуры, с документами, близкими по
времени, не стоит забывать о жизни выраженных в
нем мыслей в будущем - даже таком отдаленном, как
Возрождение. Пусть мифологизирована речь памятника
и ведет ее некое женское божество, эта речь отстаивает