— Еще раз до меня дотронешься — шею сверну.
Двое или трое оглянулись, в другом конце зала кто-то протяжно охнул тоскливым тоном оскорбленной невинности, характерным исключительно для гомосексуалистов, цепкие щупальца отдернулись, и спустя несколько секунд, соответствовавших, очевидно, некоему странному представлению о сохранении достоинства, отвергнутый ухажер ретировался, заработав крепкое словцо от человека в конце ряда — тот снова вынужден был встать, пытаясь при этом скрыть свою эрекцию.
Обрадованный тем, что сумел стать хозяином положения, я вновь расслабился и развалился в кресле. Мальчишка со знанием дела кончил на лицо партнеру, и тот выглядел просто прелестно: капельки и струйки спермы размазались по векам, носу и разомкнутым пухлым губам. Тут же, внезапно, начался другой фильм. С полдюжины мальчишек вошли в раздевалку, в тот же миг открылась дверь, ведущая на лестницу, и в глубокой тени возникла фигура, показавшаяся мне привлекательной. Это был парень, с виду похожий на спортсмена, с чем-то вроде сумки в руке. Он остановился в нерешительности, и тогда я задумал воздействовать на него посредством своих телепатических способностей. С минуту бедняга сопротивлялся… но это было бесполезно. Парень неуверенно направился к задним рядам, ощупью миновал коммерсанта (я услышал, как он извиняется) и сел через кресло от меня, поставив сумку на сиденье между нами.
Немного выждав, я отчетливо услышал, как он — словно от удивления и вожделения — сглотнул слюну: мальчишки разделись, и мы и ахнуть не успели, как один из них уже дрочил под душем. Почему-то я пришел к выводу, что парень впервые оказался в подобном заведении, и вспомнил, с каким восторгом смотрится первый порнофильм. «Господи! Они же делают это взаправду», — подумал я тогда, потрясенный тем, что актеры, видимо, искренне занимаются сексом ради удовольствия, и тем, как невинно выглядит всё происходящее.
Затем я предпринял ряд решительных, недвусмысленных шагов: пересел на место, разделявшее нас, одновременно поставив сумку парня на пол и запихнув под свое бывшее кресло. Всё это я проделал не без опаски, но он продолжал смотреть на экран. Потом я осторожно обхватил рукой спинку его кресла — он так и не шевельнулся — и, насколько это было возможно в темноте, дал понять, что уже достал хуй и довожу его до нужной кондиции. Наклонившись поближе, я провел рукой по груди парня. У него бешено колотилось сердце, и, почувствовав всю неестественность этой неподвижной позы, этого пограничного состояния между возбуждением и страхом, я понял, что сумею подчинить парня своей воле. На нем было что-то вроде пуховика, надетого прямо на рубашку. Я задержал руку у него на талии, восхищенно пощупал крепкие мускулы живота, просунул пальцы между пуговицами рубашки, провел ладонью по гладкой коже. У него была прекрасная мускулистая грудь с маленькими твердыми сосками, без единого волоска. Левой рукой я нежно коснулся сзади его толстой шеи; видимо, он недавно подстригся под «ёжик», и затылок был слегка колючим. Наклонившись еще ближе, я пощекотал ему языком подбородок и ухо.
После этого парень больше не мог оставаться безразличным. Сглотнув слюну, он повернулся ко мне. Я почувствовал, как он робко проводит кончиками пальцев по моему колену, а вскоре — и дотрагивается до хуя. «Ох, ну и ну», — кажется, прошептал он, попытавшись обхватить член рукой, а потом несколько раз неуверенно дернул за него. Я продолжал гладить парня по затылку, считая, что это поможет ему расслабиться, но он по-прежнему очень деликатно ощупывал мой конец, и тогда я оказал на него давление, резко опустив его голову себе на колени. Коренастому парню мешал мягкий подлокотник между нашими креслами, и позу он переменил с большим трудом. Однако, сделав это, он тотчас взял в рот залупу и с грехом пополам принялся сосать, а я, точно кукловод, стал двигать вверх и вниз его голову.