Я, по-прежнему верхом, как и прочие, кинулся в самое пекло. Вложил меч в ножны и взял в руки длинное копьё, пронзая им остготов и спешившихся гуннов, которые ненароком угодили в водоворот битвы. Моё оружие окрасилось кровью, но я не знал, кого убил им и когда, и мечтал только об одном — остаться в живых. Все доводы рассудка и вся стратегия ничего не значили в этой битве, схватка свелась к простому и грубому испытанию воли.
Наконец я понял, что наша хватка на правом фланге ослабела, поскольку вестготы после смерти Теодориха держались вдали, а следовательно, у гуннов появилась возможность столкнуться с нашим крылом. Я опасался, что без командования Теодориха вестготы могут вообще покинуть наши ряды. Но, как выяснилось, я ещё не понял до конца характер вестготов и их стремление отомстить за короля. Они не отступили, а переформировались.
Тем временем Аттила сконцентрировал свои силы, чтобы нанести удар по нашему левому флангу и центру. Битва разгорелась с новой силой. Аэцию и его тяжёлой пехоте удалось добиться перевеса над остготами и оттеснить их со склона холма. Оттуда они двинулись вдоль ручья, направляясь к гуннскому центру и окружённому повозками лагерю. Тем временем аланы, даже при опоре на крепких олибрионов, постепенно отходили назад, сдавая позиции. Расстояние между ними и вестготами на нашем правом фланге продолжало увеличиваться. Битва медленно вступила в решающую фазу. Гунны оставались основными противниками и, продолжая снова и снова яростно атаковать наши ряды, разрывали линии обороны. С каждым разом они продвигались всё глубже. Их лошади просто перескакивали через горы трупов. Я огляделся по сторонам и обнаружил, что сражаюсь в месте соединения римлян и аланов. Они столкнулись с гуннами, пробившимися сквозь ряды пехоты. Я бился не на жизнь, а на смерть, не ведая пощады, осознавая, как изменился за прошлый год. Убийство больше не потрясало меня. Оно стало бесконечной работой этого долгого дня. Тени вытянулись, тяжелораненые утопали в крови, пытаясь доползти до безопасного места, а само поле превратилось в жуткое месиво из вытоптанной травы, грязи и крови, однако сражение продолжалось.
И тут появился Скилла.
Он вновь выследил меня. Гунн начал пробиваться мне навстречу, чтобы на этом огромном поле брани он и я смогли сразиться в последний раз. Последний для него или для меня? Поединок, не законченный в Хунугури, должен закончиться здесь.
Его колчан был пуст, он давно израсходовал стрелы. Скилла был весь в крови, как, впрочем, и я: уж не знаю, была ли это его кровь или кровь убитых противников. Год тяжёлых разочарований и обид не прошёл для него даром. В его глазах пылал тёмный огонь. Без сомнения, ни он, ни я не могли предрешить исход этой гигантской битвы, но, наверное, сумели бы взять под контроль наши судьбы. Он пустил коня рысью, и тот подмял и отшвырнул в сторону раненого легионера.
Римлянин споткнулся, и другому гунну хватило времени, чтобы расправиться с ним. Затем Скилла приблизился ко мне, наши лошади заржали и привстали на дыбы. Я метнул в гунна копьё, промахнулся и вновь потянулся к ножнам. Мы достали мечи и приготовились к схватке, стараясь не упускать один другого из виду, пока наши измученные кони разворачивались и храпели. Я желал убить Скиллу не меньше, чем он меня! Если бы не он, я бы давно убежал с Иланой! Разумеется, нам бы не удалось скрыться, война настигла бы нас в любом уголке Европы, если бы Аттила добрался туда со своим волшебным мечом. Неужели Скиллу привело в ярость то, что наши жизни так тесно переплетены? Судьба поистине необъяснима.
Я устал не только от затянувшейся тяжелейшей битвы, но и от всех событий минувшего года. Однако Скилле не терпелось вступить в поединок. Он подъехал, полный энергии, словно и не участвовал в сражении. Я ощутил, как слабею под его ударами. Я почти выбился из сил. По моей кольчуге текли струи пота. Мне хотелось, чтобы Скилла ошибся, но он сражался безупречно. А я сделал немало ошибок, пожалуй, даже слишком много, и когда наконец нанёс ему удар, моё лезвие согнулось от его ответного выпада, а рукоять разбилась пополам.
На мгновение я оцепенел и бессмысленно окинул взглядом своё оружие. Гунн опять размахнулся, сдавленно прокричал победное «ура!» и едва не обезглавил меня, но в последнюю секунду я откинул голову назад, прикоснувшись затылком к лошадиному хвосту. Затем я в отчаянии перекувырнулся в седле и упал на искалеченных и умирающих воинов. Придя в себя, я стал искать оружие и прополз между лошадью и ногами какого-то солдата, слыша стоны раненых и проклятия Скиллы, направившего на меня своего бешеного коня.