— Я знавала одного Калокира, — тихим голосом произнесла Евфимия, — Калокира Дельфина. Лет пятнадцать тому назад, будучи в миру. И ему было лет пятнадцать... Видимо, не вас?
— Нет, — ответил с улыбкой патрикий, — вряд ли ваше преподобие могло меня видеть. Мой отец — протевон Феодосии из Херсонеса Таврического. Мне всего двадцать пять.
— О, тогда карьера ваша блестяща! Сделаться патрикием в эти годы...
— Да, на всё воля Господа. Умирающий император Константин, прозванный Багрянородным, — царство ему небесное! — ездил лечиться на тёплые воды Бруссы. Там же лечился и мой отец. Я сопровождал его. Император меня заметил и решил взять к себе во служение. А затем, окончив юридический факультет, я работал помощником в канцелярии Управления внешних сношений у Романа II.
— Значит, и Никифор Фока доверяет вам?
— Да, всецело. Но сегодня я привёз письмо вашему высокопреподобию от её величества императрицы Феофано.
— Вот как?! — вскинула брови взволнованная этим известием монахиня. — Милость её императорского величества безгранична. Наш монастырь Святой Августины — под её непосредственным покровительством...
— Что ж, не мудрено, — сказал Калокир, улыбаясь. — Ведь среди послушниц — первая дочка Феофано... от стратига Цимисхия...
— Ради Бога! — И напуганная игуменья подняла руки, умоляя патрикия замолчать.
— Ничего, ничего. Мой телохранитель, во-первых, посвящён в эту тайну, во-вторых, он умеет хранить секреты. Вот письмо. Я знаком с его содержанием. И без промедления выполню всё, что мне предписано.
Он отдал Евфимии скрученный в рулончик пергамент. Та взяла осторожно, развернула с благоговением и, слегка наклонившись к свету, стала читать послание. Под конец глаза её округлились, на щеках выступили пятна — розовые, нервные.
— Я прошу меня извинить, — пробубнила монахиня. — Мне необходимо покинуть вас на короткое время, — и, прижав письмо к высохшей груди, выскользнула из комнаты.
Юноша-охранник посмотрел на патрикия: что, опасность? Калокир же помотал головой: не волнуйся, всё идёт, как тому положено, мы играем безукоризненно.
В это время Евфимия извлекла из ниши в стене в смежной келье небольшой сундучок с ценными пергаментами. Покопавшись в нём и найдя нужный свиток, стала сравнивать подпись императрицы: Феофано... и Феофано... Вроде бы похоже... Да и след от печатки тот же... Или нет? Или не такой?
Несколько мгновений спустя строгая игуменья появилась перед гостями. Вид её был бесстрастен.
— Подлинность письма мною удостоверена, — заявила она. — Я распорядилась: сёстры помогут Анастасии побыстрее собраться. Да поможет вам Бог. Передайте её императорскому величеству, что обитель Святой Августины молится о её здоровье и о благоденствии всей императорской фамилии... — Осенив крестным знамением и того и другого, Евфимия покинула визитёров. Калокир и его охранник обменялись ироничными взглядами.
Не прошло и четверти часа, как открылась дверь и вошла монашка — худенькая и маленькая. Чёрные испуганные глаза её занимали половину лица. В тонких ручках с обгрызенными ногтями был зажат жалкий узелок. И на вид ей казалось не больше тринадцати.
— Мне велели... — еле слышно проговорила она, — мне сказали, что меня должны увезти... Я — сестра Анастасия...
«Господи, ребёнок ещё совсем, — удивился про себя Калокир. — Даже совестно отдавать её в лапы варваров».
Юноша-охранник также пребывал в каком-то оцепенении.
— Рад с вами познакомиться, ваша милость, — улыбнулся патрикий. Он шагнул ей навстречу и согнулся в нарочито подобострастном поклоне. — Надо ехать. Разрешите поднести ваши вещи? Я не вправе доверять эту ценность слугам...
Девочка смутилась:
— Что вы, что вы! Тут молитвенник и бельё, ничего такого. Я сама донесу.
По дороге к воротам бывшая послушница не смогла удержаться и начала выпытывать:
— Мы в Константинополь? А меня поселят во дворце Вуколеон или где? Как мне называть её императорское величество — мама, или нет? Или это будет звучать нескромно? Меня выдадут замуж? За кого? За какого-нибудь болгарского принца?
Калокир загадочно ухмылялся и отвечал:
— Ваша милость, потерпите ещё немного. Скоро всё узнаете. Я обязан хранить государственную тайну...
За воротами юноша-охранник усадил Анастасию на коня впереди себя. И проговорил:
— Я тебя держу. Можешь не бояться.
— Я и не боюсь, — фыркнула она. — Ты кто — болгарин? Произносишь слова нечисто.
— Нет, я русич.
— Русич — это кто? А, я знаю, это те, кто живут на севере, по течению Борисфена?
— Да, по-гречески — Борисфен, а по-русски — Днепр.