— Да. она была такая здоровая, жёлтая и хищная! — княжич зажужжал и, изображая осу, начал бегать по клети.
— Как занятия продвигаются? — обратилась Малуша к Асмуду. — Воля не слишком балуется?
— Да не больше, чем остальные. Князь Святослав был куда менее усидчив. Ненавидел правописание.
— Я — как тятя! — продолжал жужжать мальчик. — Для чего учить буквы, если писарь имеется?
Мать остановила его, за руку взяла:
— Ну, пойдём проведаем бабушку. Ей сегодня лучше, — и спросила учителя: — Я не раньше времени его забираю?
— Ничего, — согласился Асмуд. — Будь по-твоему, добрая душа.
Старый холостяк, всю вторую половину жизни он учил княжеских детей: Ольгу, Святослава, Милонега, Ярополка, Олежку, Мстишу и теперь вот — Владимира. Сорок последних лет! Асмуд убирал со стола книжки и писала, восковые дощечки, думал, что, конечно, арифметика и правописание — это важно, но ещё важнее — воспитание добрых душ. К сожалению, в этой области у него успехов поменьше. Ярополк чересчур завистлив, Мстиша — лют... «Что поделаешь, — сетовал старик, — время наше жестокое. Не намного лучше, чем раньше. Ведь ещё латинянин Цицерон восклицал: “О tempora, о mores!” — “О времена, о нравы!” Управляя людьми, надо проявлять милосердие...» Он вздохнул и сказал себе: «Что тут философствовать! Нами правят боги. Как они хотят, так оно и случается... — Подошёл к окну, посмотрел во двор. — Парит сегодня сильно. Видно, быть грозе. Хорошо бы испить клюквенного квасу».
А Малуша и сын вышли из каменного трёхэтажного, островерхого терема и отправились по бревенчатой галерее вдоль стены, опоясывающей хоромы. Тут, внутри, за стеной, был своеобразный княжеский городок: кузня, помещение стражи, склады с продовольствием, кухня, винные погреба, чуть подалее — острог, несколько дворцов и жилые клети прислуги. В старом деревянном дворце обитала княгиня Ольга. С сыном своим Святославом пребывала она в натянутых отношениях и обычно предпочитала жить в собственном граде Вышгороде, в нескольких верстах на север от Киева. Но теперь Святослав был в походе, Ольга управляла одна и поэтому волей-неволей переехала в стольный Киев.
Доски перехода чуть поскрипывали под ногами Малуши и мальчика.
— Как взойдёшь к бабушке в одрину — наставляла мать, — не забудь отвесить поклон и сказать: «Здравия желаю, великая княгиня Ольга свет Бардовна». И к подолу её приложиться.
— Ладно, — княжич морщился на её слова, — помню хорошо.
В деревянном дворце было чуть прохладнее. Миновав несколько палат, в том числе и парадную, называвшуюся гридницей (в ней устраивались пиры князя с гридями — личной его дружиной), мать и сын оказались у спальни (или, по-другому, одрины: одр — постель).
— Покажись-ка! Так... — Осмотрев наследника с ног до головы и поправив ему тесёмочки на сорочке, женщина сказала: — Ну, пошли, — и открыла дверь.
На одре, под высоким балдахином, восседала княгиня. Стойки балдахина, из слоновой кости, были все в фигурках: снизу, у основания, по собаке сидело, выше — русалки полевые средь травы и цветов, выше — птицы, звёзды, кометы. Наверху балдахина сияло солнышко, вытканное золотом на парче.
Стены, потолок также были в рисунках: райские сады, птицы с головами красавиц, добрые олени, ласковые зайцы и священные петухи. Островерхое окно разноцветными стёклышками сверкало.
Ольге нынешней весной исполнилось пятьдесят. Миловидное некогда лицо несколько обрюзгло с годами, под глазами образовались мешки, зубы стали жёлтыми. Волосы её были спрятаны под шитой круглой шапочкой. Серьги-колты колыхались от мерного дыхания. Грузная, измученная болезнью — у неё постоянно кружилась голова, а в глазах при этом мелькали стаи чёрных мух, — бабушка сидела, откинувшись на подушки, словно тесто, вылезшее из квашни. Ей вчера сделали кровопускание. Чувствовала она себя лучше, но от слабости находилась в состоянии полудрёмы.
Рядом с ней сидел её духовник — православный священник отец Григорий. Как известно, Ольга крестилась 21 мая 946 года и взяла себе христианское имя Елена, в честь жены византийского императора Константина Багрянородного. Но языческая Русь называла её по-прежнему Ольгой.
У Григория была борода-лопата, щёки в красных прожилках и такой же круглый нос. На груди священника, выделяясь на тёмной рясе, находился массивный серебряный крест.
Княжич с поклоном произнёс заученное приветствие. Ольга подняла набрякшие веки, и в глазах её, увидевших внука, вспыхнула искра жизни.
— Кто к нам пришёл! — радостно проговорила княгиня. — Вольдемар, подойди сюда, детка.
Мальчик приблизился к бабушке и поцеловал подол шёлковых одежд. Та провела ладонью по его мягким волосам.