Ко-гда в не-бе ве-сна За-ско-чу на под-ру-гу И е-щё за-ско-чу И е-щё за-ско-чу И е-щё за-ско-чу И е-щё....
Воробей не умеет считать. Так бы сразу сказал: триста раз заскочу, пятьсот раз заскочу, тысячу раз, десять тысяч... Но воробей не умеет считать. Воробью некуда торопиться. До весны далеко. Далеко-далеко. И ему некуда торопиться. Вера скоро не выйдет. Он понял. Он слушает рефрен воробья. Слушает и слушает. И, кажется, даже повторяет: и ещё заскочу... и ещё заскочу... и ещё заскочу. Может быть, здесь, рядом со штабом Бабая, сам воздух прогероиненный, и потому воробьи читают стихи... но где же однако Вера, куда пропала, почему так долго, почему?
Вера вдруг появилась из подъезда и решительным шагом пошла по дорожке. Она шла мимо него и даже не взглянула, она так уверенно шла, что он остался сидеть (зато воробей улетел). «Значит, надо»,- подумал он. «Ещё какая-то хитрость».
А Вера зашла за сараи, и мутный человечек, который там вертелся, тут же направился следом за ней. Ему это не понравилось, он даже приподнялся, но потом сел назад на скамейку. Ну не маньяк же там пасётся. Маньяки не нападают на таких, как Вера, маньяки любят примерных девочек (наверное). А этот мутный как пить дать прислужник Бабая, не дома же тот хранит героин. Где-нибудь там, в гаражах, прислужник и выдаёт, когда получит команду. И если вдруг нагрянет полиция, возьмут только прислужника, а сам Бабай, конечно же, уважаемый человек, живёт в солидном чистом доме, не в какой-нибудь замызганной подворотне...
Вера вышла из-за гаражей и таким же решительным шагом направилась назад. В подъезд к Бабаю. Опять на него не взглянула. Словно они вообще не знакомы, а ведь он уже так долго тут сидит у всех на виду... Кажется, он начал злиться... Может быть, позвонить Вере, её мобильник работает на приём, он может сказать ей пару ласковых слов, она заслужила, он может сказать, он уже вытащил телефон, но, немного подумав, вернул обратно в карман. Ничего от его звонка не изменится. Ничегошеньки! Покуда Вера не сделает своего дела, он может тут хоть лопнуть, ничего не изменится.
Воробей давно улетел. Скучно сиделось, совсем скучно. Дети к песочнице не подходили, подозрительные типы оставались на своих местах и даже мамаши с колясками, те тоже оставались на своих местах, словно и они входили в охрану Бабая. А ведь всё могло быть, почему бы и нет, но куда же пропала Вера, почему так долго, уже пошёл второй час... почему всё так долго, что там такое может происходить? почему тягомотина, невыносимая тягомотина, почему?!
Ему надоело сидеть. Окончательно надоело. Он встал и пошёл по дорожке. Тут же ему показалось, что все стали на него глядеть. Даже мамаши с колясками за ним наблюдали, куда это он... А он, может быть, он, может быть, он... он пошлёт Веру к чёрту, он просто уедет домой, он не идиот, чтобы торчать тут битый час, в конце концов что она может там делать так долго, что она может делать?
Он дошёл по дорожке до края двора и остановился. Если он пройдёт дальше, он уже не увидит, как выйдет Вера... А он должен увидеть, он столько прождал... Неужели у него не хватит терпения, он столько прождал?..
Он развернулся и пошёл назад, опять уселся на скамейку и попытался ни о чём не думать. Просто дремать. Дремлет человек на скамейке и дремлет... кому какое дело?.. что им за дело?.. пусть дремлет.
Как будто он и вправду задремал. Он перестал следить за временем. Солнце уже направлялось под уклон, зашло за высокий дом, теперь он сидел в тени, хотя бы не на солнцепёке, если бы ещё вернулся воробей и почитал бы ему новые стихи... да, почитал бы ему стихи... Он представил, как воробей читает стихи, отрывисто, по слову, он это чётко представил, но воробья всё равно не было, только его представление: заскочу... ещё... раз... заскочу... ещё... раз... заскочу... А из подъезда вдруг появилась Вера, он отметил это боковым зрением, что она вышла, и теперь она смотрела на него, теперь она шла к нему. Наконец-то!