- Тебе придётся дать выкуп,- говорит кто-то сзади... - Ты его уже дал...
Лодочник глядит хмуро. Исподлобья. Грязный седой дикарь. Сгорбленный всклокоченный дикарь.
- Отдаю в уплату Надежду,- говорит он.- Вези!
Лодочник не шевелится, но он вступает в лодку и повторяет:
- Давай, вези!
Лодочник будто не понимает его. Ждёт установленной платы.
- Отдаю Надежду. Вези! - говорит он ещё раз. Но где эта надежда, как она выглядит, что он отдал? Лодочник не видит, что он отдал. И он сам не видит. Что он отдал? Что он отдал? Веру он не отдаст! Что он отдал?
Он видит беса. Нашёл его рогатый. Догнал. У беса табличка на палочке, словно флаг, бес держит свой флаг, на том флаге написано: «Оставь надежду всяк сюда входящий». Он выхватывает у беса флаг и ломает. Кажется, об колено ломает или как-то иначе, но теперь у него есть табличка, и он отдаёт эту табличку лодочнику. Тот взял, разглядывает табличку, вертит. Кажется, не узнаёт такую валюту. Кажется, не умеет читать. Но бес за него заступается:
- Вези, разрешаю.
Лодочник ухмыляется. Бес тому не указ. Лодочник не подчиняется бесу, но... Но вдруг взмахивает длинными вёслами. Лодочник гребёт стоя. Они поплыли. Плывут. Свистит в ушах. Что-то проносится со свистом мимо, что-то словно вывинчивается из него, что-то знакомое будто высвистывается из него... вся его жизнь... вся его прежняя жизнь как спираль, как скрученный свист. Но он не должен слышать свист, он не должен хвататься, он не должен... ничего он не должен, он оставил надежду, он всё оставил, с ним ничего нет, наверное, ничего... Толчок. Лодка уткнулась в берег. Он выскакивает из лодки и не оборачивается. Вперёд! Вперёд... но куда вперёд... просто вперёд. Пахнет серой. Вонища. Какие-то шлаки, отвалы. Дымится земля, одни шлаки. Чёрные шлаки, красные угольки. Дымится земля. Пахнет серой. Какое противное место. Ему тут неуютно, совсем неуютно. Но он должен идти. Должен идти. Куда-то идти. Куда? Вниз.
- Хозяин пришёл,- говорит кто-то писклявым голосом.- Наш хозяин пришёл. Добрался.
Он не понимает. Повсюду какие-то шлаки. Дымящиеся шлаки. Целые горы шлаков. Завалы. Он должен карабкаться по завалам. Ему больно идти. Больно и горячо. Он дальше не может. Куда он пришёл? Куда он забрался?
Он ищет Веру. Она где-то тут. Она спряталась, но он уже видит её. Печальная Вера сидит на грязном чёрном камне.
- Пойдём назад,- говорит он. Кажется, он ещё помнит дорогу. Кажется, он сможет её вывести.
- Нет,- отвечает она.- Тут хорошо. Тут скоро будет концерт моей любимой группы. У меня уже есть билет.
- Концерт? - он удивлён. Он видит внизу какой-то дымящийся город, тёмный и мрачный. И красные всполохи над домами.
- Там красиво поют,- говорит она.
Он не соглашается.
- Там только стоны и крики! И скрежет зубовный!
- Нет, там поют,- она говорит тихим голосом, она... её не уговорить... она не уйдёт... она останется.
- Тогда возьми уголёк,- он предлагает ей уголёк.
Она не хочет брать.
- Зачем? Тут много углей. Всяких разных.
Она не понимает.
- Этот другой,- говорит он.- Посмотри, как трепещет.
Уголёк трепещет язычками пламени. Вспыхивает и угасает, вспыхивает и угасает, вспыхивает и угасает.
- Ты не отдал его лодочнику? - она удивлена.- А как ты сюда попал?
Он отдаёт ей уголёк.
- Спрячь его. И не показывай там. Если покажешь, его отберут.
- Ну и пускай отбирают.
Но он повторяет:
- Спрячь его! Потом, когда захочешь вернуться назад, он укажет дорогу.
- Но мне не нужно назад,- возражает она.- У меня куплен билет. Тебе нужно назад!
- Без тебя не уйду,- говорит он.
- Нет, мне пора на концерт,- она опять возражает.- А ты прикинься пьяным и пой пьяную песню.
- А ты? - повторяет он.
- Мне пора на концерт. Прикинься пьяным и пой пьяную песню. Тогда тебя выпустят.
- А если не выпустят? Будешь ко мне приходить? - спрашивает он.
- Опомнись! - восклицает она.- Это ты ко мне пришёл!
Да, она права. Ему нужно выбираться отсюда. Одному. Без неё.
- Тебя выпустят отсюда. Пой пьяную песню - и тебя выпустят. Пой пьяную песню, а мне пора на концерт.
Вера с ним попрощалась. Ему нужно назад. Ему нужно выбраться. Он должен петь пьяную песню. Как это, пьяную песню? Он должен чирикать, как воробей. У него руки-крылья, он должен порхать и чирикать, как воробей.
Кто-то писклявым голосом начинает. Кто-то, не он. Он подхватывает.
Он чирикает. За-ско-чу на под-ру-гу. У него руки-крылья, он машет крылышками, он порхает, он всего лишь залётный воробышек, он заблудился, он превратился в воробышка и заблудился, чирик-чирик, за-ско-чу на под-ру-гу, ему надо назад, он там заскочит, чирик-чирик, за-ско-чу на под-ру-гу, он порхает, он машет крылышками, чирик-чирик, за-ско-чу на под-ру-гу, ему надо назад, в командировку, он опять вколет дозу и сюда прилетит, а сейчас у него слабнут крылья, чирик-чирик, за-ско-чу на под-ру-гу, ему надо назад, слабнут крылья, чирик-чирик, за-ско-чу на под-ру-гу, слабнут крылья, чирик-чирик, за-ско-чу на под-ру-гу.