Кто-то писклявым голосом подпевает:
- Кормилец, кормилец, беги, давай, кормилец!
Бес идёт рядом с ним, бес ему аплодирует, бес хлопает в ладоши, когти гремят.
- О, воробышек! Красава!
Они подходят к реке. Ему не переправиться через реку. Но он должен чирикать. Он чирикает, заскочу на подругу, он чирикает и машет крылышками, он порхает - и бесу нравится, как он порхает и как поёт «за-ско-чу на под-ру-гу». Бесу нравится. Бес вдруг выталкивает из кустов лодку. Настоящая индейская пирога. Он вскакивает в лодку и чирикает на носу за-ско-чу на под-ру-гу, он вперёдсмотрящий, а бес сзади сел и гребёт веслом. Он чирикает во весь голос за-ско-чу на под-ру-гу, он не должен остановиться, и бес не должен остановиться, бес должен грести, он чирикает, чирик-чирик, за-ско-чу на под-ру-гу, он чирикает, за-ско-чу на под-ру-гу, а бес сзади гребёт.
Толчок. Лодка уткнулась носом в берег, и он выскочил от толчка. Он не оглядывается. Бежит и не оглядывается. Нельзя оглядываться. Бежать! Нельзя оглядываться! Нельзя!
- Ещё встретимся! - гремит сзади.- Никуда не денешься, хозяин!
Его подхватывает какой-то вихрь. Словно смерч. Его швыряет и крутит, швыряет и крутит. Несёт...
ПРОХОЖДЕНИЕ. Он видит потолок... Потолок, тёмная комната... Его потолок, его комната, только что-то не так... холодно... лоб в холодном поту... с ним что-то не так... он не дышит... он забыл, как надо дышать... его сердце остановилось... он не может вдохнуть... не способен!
Всё так и есть. Его сердце не бьётся. И он не способен вдохнуть. Он забыл, как это сделать, забыл! И не может вспомнить, что-то заело. Волна паники вдруг подкидывает его, он приподнимается и с размаху бьёт самого себя кулаком в грудь, в область сердца... Ничего. Не бьётся... Не способен. Забыл! Он не помнит, как надо дышать, он не помнит!
Ещё один резкий удар что есть силы. И словно прорвало плотину! Разом прорвало плотину. Его сердце забилось! Он вспомнил, как надо дышать, он снова умеет дышать, он судорожно дышит и никак не может надышаться... это такая радость, дышать... вдох... выдох... такая радость... вдох... выдох... это счастье, он просто захлёбывается, дышать, это так хорошо... вдох... выдох... это так хорошо. Невыразимо! Вдох... выдох.
Но рядом с ним лежит Вера. Привскакивая, он скинул с неё покрывало, обнажилась красивая грудь. Бьётся ли Верино сердце? Он осторожно дотрагивается до её груди. Да, бьётся. Вера тёплая. Вера спит как убитая. Такая тёплая... Ничего не слышала. А он... Кажется, ему снился ад, он был в аду, и его сердце остановилось... Сколько же его сердце стояло, как долго не билось?.. Но ему становится больно в груди, он весь холодный, он морщится, ему больно и неприятно, если он станет об этом вспоминать, его сердце снова может остановиться... запросто может остановиться... он знает... запросто может. Не думать об этом. Больше не думать. Не вспоминать! Нельзя! Табу!
А Вера рядом спит. Как убитая. Он опять накрывает её покрывалом и тоже ложится. Глядит в потолок. Интересно, что было бы, если б его сердце не запустилось. Вера бы проснулась и... Что бы она сделала? Сразу бы убежала или сначала попыталась бы найти денег, чтобы его помянуть новой дозой... Как бы она открыла дверь? Как-нибудь открыла, пришлось бы открыть... А он бы лежал, холодный и голый, так бы и лежал... и кто бы о нём вспомнил? Кто?
Вспомнили бы воробьи. Как раз уже прилетели. Потому что рассвет. Воробьи так шумят на балконе, что могут своим галдежом разбудить Веру. Пускай она спит, а он потихоньку встаёт, пробирается на кухню, крошит для воробьёв завтрак, потом несёт воробьиный завтрак на балкон. Открывает балконную дверь, просовывает туда руку с тарелкой и высыпает содержимое тарелки. Всё, можно назад. Воробьи теперь угомонятся и Веру не разбудят.
Он опять лёг рядом с Верой. Обнял её. Она спит. Тёплая Вера. Влекущая. Так приятно до неё дотрагиваться. Спит. Долго ещё будет спать. А он... он за неё отвечает. Она - его женщина. Он за неё отвечает. Он её бережёт. Она может спать. Сколько хочет. Он её не потревожит.
****
ПРОХОЖДЕНИЕ. Вера пропала. Уже три дня ни слуху ни духу. По его расчётам она ещё вчера должна была стопроцентно позвонить. Но не позвонила.
У него мрачное настроение. Он не знает, как быть. Наверняка Вера заметила, что у него закончились деньги. Конечно, заметила. Днём он был дома, не на работе, до этого менял евро в банке - и Вера всё сообразила. И зачем ей теперь объявляться, раз у него нет денег. Что он сможет ей предложить? Что, станет ей читать Евангелие от Филиппа, чтобы она покрутила пальцем у виска?