Но его ножик звенит. На лезвии высветилось имя звонящей. Анна. Он рад. Он подносит ножик к уху и слышит голос Анны. Анна предлагает ему сделать арки. Анна красивая. У неё прелестная дочурка Олеся. А муж удрал в Норвегию. Анна осталась без мужа и ей нужны арки. Анна хорошая, он ей поможет. Он сделает для неё арки. Он говорит это ножу и нажимает на «прекратить разговор».
Но теперь он в замешательстве. Он обещал Анне. Но если он обрежет крайнюю плоть, как он сделает арки? Ведь приедет полиция, а он не платит налоги, он попадётся.
Он в замешательстве. Его тошнит. Что-то крутится в нём, что-то хочет вырваться из него, вырваться на свободу, выпрыгнуть из окна. Он не пускает. За окнами ночь. В его руке ножик. Он должен обрезать крайнюю плоть. Почистить картошку. Взмахнуть ножом и почистить. Взмахнуть...
Он взмахивает ножом, его рука погружается в какой-то кисель, в густой кисель, а потом и он весь погружается в этот кисель. В киселе трудно дышать. Он задыхается.
Он утонул в киселе.
****
ПРОХОЖДЕНИЕ. У него крутит живот. Он чувствует, что у него крутит живот, но это чувство, оно как-то само по себе, оно не в нём, оно где-то снаружи и оттуда ему говорит: у тебя крутит живот.
Темно. Он где-то лежит... на полу... он медленно поднимается и, шатаясь, бредёт в туалет.
В туалете светло. Даже режет глаза. Он щурится. Он справляет нужду, а в руке у него мобильник, словно прилип. Наверное, вместо туалетной бумаги.
Он разжимает ладонь. На мобильнике засохшие пятна крови. Он глядит на себя, насколько может в таком положении, он же на унитазе... он без одежды. Кажется, ему становится стыдно. Перед унитазом. Или перед мобильником. Или перед кем-то ещё.
Он выходит из туалета и пытается одеться. Его одежда валяется на полу. Теперь в комнате светло. Только свет как будто пульсирует: ярче - темнее, ярче - темнее.
Он видит себя в зеркале, в большом трюмо. Один его глаз опух. Левый. Он прикасается пальцем к левому глазу и чувствует вокруг глаза вздутие. Зря он так сделал. Теперь глаз начинает жечь. Как будто туда попал какой-то волосок и залип внутри.
Он ничего не помнит. Он понимает, что находится в своей квартире, у себя дома, но какое сегодня число, день сейчас или ночь, что он делал вчера... его словно вышвырнуло из потока, из потока времени; поток куда-то унёсся, а он остался на берегу.
Но у него крутит живот. Он помнит, где туалет, и помнит, как зажечь свет.
В туалете валяется мобильник. Он сообразил, что мобильник может ему напомнить число и время. Он поднимает телефон и видит на табло пропущенный номер. Кто-то ему звонил, а он не ответил.
Теперь он вспоминает, кто мог ему звонить... Вера... Но он не хочет думать о Вере на унитазе. Он вообще не хочет думать. Его может стошнить. Он не хочет, чтобы стошнило.
Он выходит из туалета, заходит в ванную. Моет руки, потом лицо. Холодной водой. Потом вообще суёт голову под струю воды. Затем пытается промыть левый глаз. Не помогает.
И опять в туалет, снова крутит живот.
Мобильник теперь лежит на бачке. Он взял его в руку, включил подсветку.
Пропущенный звонок был не от Веры. Там не написано, что Вера, там цифры. Но ему без разницы.
Мобильник вообще разрядился. Замерцал и погас. А у него такое ощущение, упорное ощущение, что он и сам сейчас разрядится: замерцает и погаснет.
Замерцает и погаснет.
Как-нибудь добраться до дивана - последнее, что он помнит.
Добраться до дивана.
Всё.
СОН. Нет, не всё. Он видит беса. Чумазый, хвостатый. Краснится глазами. Хохочет.
«Партийная кличка Орфей. Упря-а-мый... как чёрт... Тебе же сказали, Орфей: обрежь крайнюю плоть!»
Вот теперь всё. Тьма, чумазая как бес.
****
ПРОХОЖДЕНИЕ. Он открывает глаза и видит часы. Стенные часы в коридоре показывают двенадцатый час. Большая стрелка возле десятки. Значит, скоро полдень.
Он был в зоопарке... Сурикаты, скорпионы, медведь... Он снимал на видеокамеру, медведь махал ему лапой, просил конфету... Но когда это было... Вчера? Или позавчера?
Чтобы узнать, надо вставать. Подсказка должна быть на мобильнике или же на табло стационарного телефона. Но ему неохота вставать. Совсем неохота.
Он думает. Думает о себе. И о... Вере. О Вере и о себе. О себе и о Вере.
Вера... Он борется за Веру... Он борется - за себя. За Веру, значит, за себя.
Вот он жил... учился, работал, познавал, путешествовал. Он считал себя философом, он писал трактаты, он размещал их в интернете - но кому это было надо, кому? Никто не читал им написанное, никто не интересовался. Люди ведь сами всё знают, они, якобы, сами всё знают, зачем им чужие трактаты? Если им надо, они напишут свои. А он писал в пустоту. И что ему оставалось? Изменить стиль написания, изменить метод. Не писать на бумаге, не стукать по клавишам почём зря; но написать в жизни, действием. Вот Вера... заблудшая женщина, с которой лучше не связываться, как написано в мудрых и святых книгах, ведь в этой женщине прячется бес. И что скажут люди про её случай, что скажут всезнающие и не нуждающиеся, что они скажут?