Его ноги дрожат. Если б была скамейка, он бы присел. Но скамейки остались в советском прошлом, как и старое название улицы. Не было раньше тут такой улицы, не могло быть. А теперь есть. Переименовали. И это не может быть простым совпадением. Никак не может.
Он зашёл за дом с тыльной стороны. Он помнит, как Вере однажды звонила мать и жаловалась, что её бывший парень вышел из тюрьмы и стоит под окном. «К дереву прислонился»,- он это помнит, как Вера повторила «к дереву прислонился». Вера не хотела видеть своего бывшего парня. Он тогда спросил: «А в окно не залезет?» Вера ответила: «Ты что! На четвёртый этаж?»
Значит, четвёртый этаж... Прислонился к дереву под окном и глядит на окна... Подходящих деревьев всего два. Одно подходит к окнам второго подъезда, другое - последнего. Он разглядывает окна второго подъезда. Справа на четвёртом этаже пластиковое окно - сразу же отпадает. Вера семь лет на игле, откуда у них деньги на пластиковое окно... Но ещё три окна остаются. Вернее, два. Всего три квартиры на этаже, и одну, центральную, он сразу отмёл. У обеих боковых окна обшарпанные, давным-давно не крашеные, потому подходит любое. Оба в плачевном состоянии. Сто лет не видели ремонта. Но то, которое левое, всё-таки несколько далековато. Зато правое как будто самое то.
Он идёт назад, заходит в подъезд, поднимается на четвёртый этаж и... Чудеса продолжаются! Он узнал её квартиру, сомнений нет. Развалившийся дверной звонок небрежно замотан скотчем. Однажды этот звонок стукнул Веру током. А теперь подсказал ему, что он хотел. Это Верин звонок. Верин!
Он спускается вниз к почтовым ящикам. Верин почтовый ящик раскрыт. Без замочка. Сплошное запустение. Он неодобрительно покачивает головой. Но всё же достаёт из внутреннего кармана свой конверт с запиской и кладёт этот конверт в почтовый ящик. Потом прикрывает дверку, проверяет, чтоб та сама не раскрылась. Кажется, не раскроется.
Он выходит из подъезда. Он уже опустил своё письмо, но ведь для успокоения совести надо бы осмотреть ещё и последний подъезд, там ведь напротив тоже росло подходящее дерево. Он идёт к последнему подъезду, а навстречу ему пожилая женщина несёт на руках ребёнка. Они разминаются, и вдруг он слышит, как мальчик произносит: «Папа». Он оборачивается. Мальчик глядит на него из-за плеча женщины и даже указывает свободной рукой. «Папа»,- повторяет мальчик, указывая на него, и женщина оборачивается. По-видимому, бабушка. Женщина встретилась с ним взглядом и отвернулась, пошла дальше. А мальчик и в третий раз говорит «папа!», мальчик указывает на него, словно узнал своего папу... День странностей. Улица Магдалины волшебная. Или он спит? Как Чжуан-цзы. Чжуан-цзы увидел во сне бабочку, а он увидел Верин дом... Дом, где живёт бабочка... Бабочка-зомби. Он едва не забыл про последний подъезд. Уже прошёл мимо. Потом всё же вспомнил, вернулся.
На подъезде кодовый замок. Значит, отпадает. Наркоманы сломали бы кодовый замок, чтобы не мешал. Отпадает. Он прав. Не ошибся. Второй подъезд.
Теперь остаётся ждать.
****
ПРОХОЖДЕНИЕ. В узком длинном коридоре стоят три стула. Все три в его распоряжении. В дальнем конце туалет, а первая дверь от входа, там какая-то компьютерная мастерская, туда иногда приходят молодые люди с разными деталями в руках, а выходят с другими деталями. Или ему только кажется, что с другими - ведь для него без разницы, кабинет адвоката в противоположном конце коридора, последний перед туалетом. Из кабинета адвоката слышны приглушённые голоса на государственном языке, там мужчина и женщина. Видимо, сам адвокат и его клиентка. Говорят о каких-то хозяйственных делах, что-то про обхозяйствование территории - или ему только послышалось... Какая разница, о чём они там говорят. У него ведь - своё.
ПАМЯТЬ. У него случилось чудо. Просто-напросто чудо. Письмо пришло аккуратно 1-го апреля, в международный день юмора. Только раньше Вера никогда не страдала приступами юмора. «Я теперь не одна,- написала Вера,- 13-го марта у меня родился сын». Далее она сообщала про вес и про рост, вроде бы всё было как полагается, но разве же всё?.. Разве всё? Ещё в январе Вера спала в его постели. А он спал с ней рядом. В январе. А 13-го марта она родила. Несколько преждевременно, как она оговаривалась, но всё равно... Он же не полный осёл, он же способен отличить беременную женщину, когда-то у него была жена и та была беременна - он же способен заметить, но как... как же он ничего не заметил? Он даже расхохотался: какая дешёвая разводка, но некий голос внутри него вдруг серьёзно сказал: просто случилось чудо. И почему-то он сразу поверил, немножко только похохотал - и поверил. Случилось чудо. Вера кололась семь лет. Вера катилась под откос. Но, катясь под откос, смогла незаметно родить. Кого она могла родить в таком состоянии? Любой врач, наверное, истерически рассмеялся бы, он сам прочитал в интернете, что употребляющим героин необходимо полностью завязать хотя бы за четырнадцать месяцев до зачатия, а Вера, может быть, даже рожала под кайфом; рожала всё же, наверное, трезвой, но всё остальное!.. Она бравурно сообщала, что всё в порядке, а он думал лишь об одном: насколько же далеко распространяется чудо? На всё? Или только на часть? И как такое возможно вообще?