ось… Прости! – Начала каяться Мария Магдалина. – Хорошо-хорошо, давай, проходи! Сейчас будет тебе лапша! Только не надо так нервничать! – попытался слуга сатаны успокоить свою жертву, чем только добавлял перца. Вика буквально заскочила домой к Антуану, сбросила туфли и побежала искать у него кухню. Антуан, в предчувствии представления, степенной и даже вальяжной педерастической походкой, словно лодочка, вошёл... нет, заплыл, с позволения сказать, вслед за Викой. А она уже шарилась по шкафам и полкам в поиске спасительной лапшички. – Ну, может, хотя бы руки помоешь перед едой, а? Давай, сходи, прими душ! – Какой, нахрен, душ, Тоша, йоптвоюмать?! Давай лапшу, быстро-о-о-о! – Викуся, вот знаешь, терпеть не могу грубости в женщине. Я ведь могу и обидеться. – Ой, прости, да…. Конечно! Что-то я сегодня как с ума сошла… Кидаюсь на всех! – Ну смотри мне! – Тоша, угости меня....., П-О-Ж-А-Л-У-Й-С-Т-А!... - нарочито отпечатала она это слово, - вот видишь, я могу быть вежливой! – Ну хотя бы руки помой! – Вот ты зануда, а! Я тебя сейчас убью! – Тогда лапши не получишь! – сказал Антуан, ставя чайник на плиту, чтобы приготовить кипяток. – Тоша, сука-блять, не зли меня! – яростно гаркнула Вика! И тут Тоша подумал, лучше ей сейчас ничего не говорить. Всё лучшее - впереди! А Вика села на стул и её начало знобить и колотить. Глаза округлились и бегали туда-сюда. Она была на взводе и легко могла укусить и откусить чего-нибудь. Тоша это понимал и его это даже забавляло. Лапши у него было много, а, значит, Вика была у него в руках. – Что с тобой? Ты прям сама не своя! – изобразил недоумение Антуан. – Лапша! Дай мне лапши, сука! Я щас сдохну. Не видишь, меня рвет на части! – агрессивно ответила Вика. Антуан тем временем достал большую пиалушку, потом взял с полки пакет «Красного Паши», разорвал его, положил лапшу в пиалушку, засыпал туда соус и специи, и залил всё это кипятком. А чтобы лапша как следует настоялась, накрыл крышкой от кастрюли. Вика всё это время испытующе смотрела на пиалушку с лапшой. Её глаза пылали демоническим светом, а языком она облизывала губы и показывала звериный оскал в предвкушении «Красного Паши». И вот, не дождавшись, когда лапша толком настоится, она начала поглощать её голыми руками, не обращая внимания на горячий бульон. Антуан достал вилку и подал ее Вике. Но это было ни к чему – лапшу она прикончила. После поглощения спасительного средства, она с облегчением опустилась на табурет и откинулась на стену спиной. Глаза её переливались радостью. – Антоха, давай радоваться жизни! Веселиться! Посмотри, как прекрасен это мир! Что ты такой серьезный? – вспомнила она откуда-то эту фразу. – Да-да, точно! Давай веселиться! Антуан подошёл к Вике, взял ее за руку и повёл в свою опочивальню. – А куда это ты меня ведешь? – вдруг удивилась она. – Ну как куда… Радоваться жизни. Ты же сама хотела! – А, да-да, точно! Да! Пошли! Ой, Тошка, ты такой смешной вообще! Какие у тебя прикольные пушистые уши… круглые такие! «Да-а-а, началось, – подумал Антуан». И Вика послушно поддалась, и пошла вслед за ним, нисколько не сопротивляясь. Она ведь шла радоваться жизни. – Ой, Антоша, а какие у тебя прекрасные зеленые волосы! Это от природы они у тебя такие? – Да, точно! – буркнул он в ответ, понимая, что глупо сейчас говорить что-то другое. При таком раскладе они могли оказаться как красными, синими, так и фиолетовыми, как у бабулек в очереди. Заведя-таки Вику к себе в ловушку…, то есть, в спальню, он положил её на вычурно-красивый траходром и начал раздевать. – Ой, Антош, что ты делаешь? А зачем отстегиваешь мои капустные листы? – А я очень люблю капустку, – поддержал Антуан глюк Вики. Не зря, совсем не зря, потрудился Толик-Тоша. Сегодня у него был сочный улов. Вика обладала просто шикарной фигурой. Высокий рост. Крупные, сочные тити, крутые бедра, широкая попа. Стройная талия. Все было таким манящим. Да что там, глядя на Вику, уже разыгрывались разные фантазии. Антуан задрал ей платье и какое-то время просто смотрел-любовался. О, боже, эти райские кущи! О, эти сочные, налитые титичечки! – мечта Хью Хефнера (основателя журнала Плаубау). И тут Антуан распустил шаловливые ручки. Сначала он просто легонько, едва-едва притронулся к ней, чтобы лучше всего почувствовать шелк кожи и нежность дрожащей плоти. Нет, он не спешил развивать события. Чёртов лапшедилер любил предвосхищать и нагнетать события, а потом любоваться взрывом. Одного кекса ему было мало. Игра, ему нравилась игра вокруг всего этого. «Кекс, он ведь как, – он же не только на кончике плоти, – он же еще и в голове – в этом параллельном мире». Этому слуге сатаны нужно было довести женщину до точки кипения, чтобы она взорвалась к чёртовой матери! Чтобы сама, как самка-подранок, набросилась на тебя и начала бы рвать на кусочки. В этом он считал и есть его победа… Кто кого переиграет, как говорится. Вику он разоблачал по чуть-чуть, полегонечку-помаленечку, шаг за шагом. Сняв с неё лиф, он хотел видеть взрыв высвободившись на волю тить, титюль, сисечек, сисюль. Он был даже готов её снова одеть, чтобы опять раздеть. Но не стал этого делать. Он пошёл дальше. Тыльной стороной рук он прикоснулся к её груди и провел по сосочкам. Вика начала постанывать. – Чертов змей Горыныч, ты что со мной творишь! Ты меня насилуешь, гадина! Отвали от меня! Прекрати! – завозмущалась Вика и отбросила его руку, и прикрыла свой позор. Но потом что-то хрустнуло во вселенной, и она взяла его руку, чтобы вернуть её на свою сочную грудь как-то даже сильно, с какой-то грубостью. Из чего Тоша понял, что она любит сильную ласку, ядреную… и даже жесткую. – Антоша, ты что шмель что ли? Ты прилетел меня опылить? – Да, ты мой цветок! Я тебя долго искал. В-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж-ж! – зажужжал Тоша «в обоих ухах». – Ох, какой ты злой и грозный шмель! Я тебя боюся! Улетай отсюда! Кыш! – придумала игру Вика, а потом начала сильно, как-то хохотать, с каким-то сумасшествием, – Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Ха-ха! Но Тоша, этот грозный шмель, никуда и не думал улетать. Куда ему было улетать, если он был в своём улье. А дальше Антуан спускался все ниже и ниже. Он, словно Жан Батист Гринуй (Парфюмер), своим носом собирал с неё аромат. Но не только носом, ещё и кончиками пальцев. На самом деле удовольствие можно получать ведь не только членом… (это для тех, кто не знал). И вот Антуан прижужжал к заветной норке. Она была еще пока зачехлённой ажурным бельем. И здесь тоже насильник не спешил. Он гладил, щекотал, дразнил её поверх гепюра и кружев. Точка кипения приближалась ещё стремительней. И тут Антуан без всякого спроса и церемоний засунул руку под трусишки. И там он нарвался на мягкость и сочность персика. Он ласкал её клиторок, крутил-вертел, терзал его туда-сюда. Там особых-то усилий не нужно было прилагать. Достаточно только дотронуться едва-едва... и всё, Вика начинала извиваться и подрагивать. Если завязать глаза и притронуться рукой к женской промежности, возникает ощущение, что ты прикасаешься к персику, который только что раздавил, а он залил тебя своим соком. А потом, поняв, что уже пора, взял и сорвал к чертовой матери этот крохотный кусок материи, который отделял его от дальнейшего пиршества, яства, взрыва. Вика стонала так, будто в нее вонзились тысячи ножей. А Тоша, этот проклятый мучитель, казалось, наслаждался её страданиями. Наслаждался и ещё больше усиливал эту пытку. Давил на все кнопки и педали. Потом эта сволочь до чего обнаглела, что засунул свой большой палец (нет, не самый большой) в её норку и начал там им вращать. Так раньше водители вставляли кривой стартер в машину, прокручивали, чтобы завести её. Но Вику не надо было заводить, она уже была под парами… и могла даже взорваться. Стоны становились ещё сильней и отчетливей. А тело извивалось, как ужаленное. А самому Тоше даже раздеваться не нужно было. Там всего-то надо было сбросить пояс с его хохломского красного халата. И всё, «дуй до горы!», как говорится. Ну Тоша, не будь дураком, его и развязал. Теперь он собрал аромат Вики не только носом и пальцами, но и всем телом, плотно прижавшись к ней. Его куй-рототуй сам весь набух, адски пульсировал и, того гляди, был готов взорваться, словно клапан на паровом котле. Чёртов инстинкт требовал своего! Тоша-Антуан встал, склонился на ней, раздвинул её ноги, точно виноградную лозу, поласкал её норку своим гермундером, чтобы прицелится с точностью снайпера, а потом как влетел «без всякого объявления войны!». У Вики аж глаза округлились и чуть не выскочили из орбит…а потом и вовсе перехватило дыхание, от чего она как-то даже застыла. Антуан, войдя в её грот, в эту норку веселья и обмана, вдруг почувствовал, что столкнулся с каким-то дурманом… Он начал давить на его кнопки, сигнализацию, сознание, нервную систему. О, боже, как же яростно он начал двигаться! Как же все это предавало ему ускорения! Каким вдруг ошалелым стал он сам, будто бы покушал своей лапшчики! Вкусил «Красного Пашу», чего никогда не стал бы делать, даже под дулом пистолета. Хватит, баста, сеньоры! Однажды он уже вкусил этой чёртовой лапшички. Еле выкарабкался потом. Отчего стал жестким, беспощадным, циничным, гадким, злобным, ожесточенным…! Он посчитал, что если с ним обошлись так нехорошо, с чего ему быть добрым к этому миру! «Люби себя и плюй на всех! И в жизни ждет тебя успех! – периодически вспоминал он считалочку из мультика про чертей. – Нет, лучше я буду королем на этом празднике жизни». Таким вот ко