- Это жестоко, Хун. – поморщился Хонки, и его товарищ, посчитав, что достойно ответил на попытки того быть умнее, вышел, оставив парня наедине со своими мыслями.
Действительно, когда же у него закончились последние, более-менее серьёзные отношения? Около года назад? Он пытался встречаться с одной девушкой, тоже певицей, как и он, но это не продлилось и двух месяцев, за которые свиданий было десять максимум. Нет, это не то. А что до этого? Ещё за год до того он встречался почти полгода… ну, как встречался? Регулярно спал с одной и той же личностью. В начале ещё были подозрения на любовь, но как-то всё быстро пришло к тому, что лишь симпатия, да и то слабая… А что ещё раньше? Раньше было то, что Хонки не хотелось вспоминать. Не потому, что это было неприятно, а потому, что было приятно настолько, что в душе скрипело, как ветки за окном по стеклу. Было настолько хорошо и сладко, что тоска хлестала прожитым и упущенным по сердцу, как крылья огромной птицы. Но что теперь предаваться ностальгии? Это отсюда, с высоты взрослой и удрученной заботами и разочарованиями жизни, кажется былое светлым и лучшим, а на самом деле, повторись оно сейчас, казалось бы глупым, нелепым и пустым. В юности всё просто, соответственно запросам и пониманию, а когда дозреваешь до кое-какого опыта, ума и самомнения, то мерки меняются, и ранняя драгоценность становится стекляшкой. Это знакомо всем, если же нет, то кто-то не хлебнул проблем и настоящей жизни.
Хонки снял игру с паузы и попробовал погрузиться в мир стрелялки по новой, но не пошло вовсе. Руки ещё боролись с противниками, но голова не концентрировалась, а потому промахи следовали один за другим. Всё скучно, всё бессмысленно… выпить что ли? И чего не нравится Хуну? Есть девушка, любовь, даже если такая вот ураганная и неспокойная, но это же здорово! Живут насыщенно, найдя что-то, ради чего живут. А он что? Живет, чтобы петь и резаться в стратегии и пулялки? Жуть какая. Хичолю что ли позвонить? Этот умеет веселить и вправлять мозги. Мобильный, словно улавливая мысли о том, что им хотят воспользоваться, первым подал сигнал. Звук смс-ки пропищал рядом с ладонью Хонки, сопроводившись вибрацией. Кто бы это мог быть? Неужели Хичоль научился реагировать телепатически? Парень взял айфон и открыл сообщение.
Этот номер он бы узнал из тысячи, даже если бы забыл точное расположение цифр. Но стоило их увидеть, как он тут же понимал, чей он. Не записанный, потому что он поменял сам телефонный аппарат и потерял многое из записной книжки, не названный, он всё же был узнан и уголки губ Хонки дрогнули. Нетвердым пальцем, он открыл сообщение и прочитал одну строчку: «Ты лучшее, что было в моей жизни». Изумленно вскинув брови, парень едва не задохнулся возникшей эмоцией. Рука коротко задрожала. Что могло вынудить Её написать такое? Обида на какого-нибудь бойфренда? Расставание? Нахлынувшее, как и на него, внезапное воспоминание? Увиденный фильм, который они смотрели когда-то вместе? Оставшаяся до сих пор любовь?.. Возможно ли это?
Успокаиваясь, Хонки взял себя в руки – всё-таки мужчина, - и нажал на кнопку «вызвать» в функциях сообщения. Набрав в легкие воздуха, он дождался, когда гудки сменились нежным и робким «алло?», таким родным и знакомым, таким близким и понятным, словно слышал его ещё вчера.
- Ну, рассказывай, что у тебя случилось? – будто оттаивая от многолетнего оледенения, расслабился он, откидываясь на спинку стула и прикрывая глаза, чтобы погрузиться в звуки Её голоса.
Первая любовь не забывается никому. Чаще всего нереализованная, или недонесенная до зрелого возраста, она кажется светлой и сказочной, такой, из которой можно было бы слепить нечто идеальное. Именно такой была любовь Хонки и Мины. Они жили в одном подъезде и потому, даже когда он стал известным – а это произошло с ним очень и очень рано, - им не составило труда начать встречаться. Ему было шестнадцать, а ей пятнадцать. Целый год смущения от одной мысли, что они парень и девушка, и робкое держание за ручку. Наверное, на тот момент они и не осознавали до конца, что любовь между мальчиком и девочкой – это ещё и что-то телесное, а не только дружба и искреннее доверие. Поэтому месяц за месяцем, всё, что делали Хонки и Мина – это легко касались губ друг друга, тут же отводя глаза и невинно обнимаясь. Когда он слышал понравившуюся новую песню, то первой, с кем делился, была она. Когда он покупал новую одежду, то бежал красоваться перед ней, а когда заработал первый гонорар, то тоже похвалился Мине. Даже когда слава понемногу начинала кружить ему голову, он знал, что именно по отношению к ней ничего не меняется. Она всё та же, его любимая и простая, разделяющая все его мечты и колебания, вызванные неуверенностью в себе, подхватывавшая его идеи и ценившая его не за количество появлений на экране, а за то, что Хонки был самим собой, родился и вырос, став тем, кем стал. А стал бы кем-то другим – она и тогда бы любила его, сомнений не было.
А потом, когда ей исполнилось шестнадцать, они первый раз переспали. Это было ступенью вверх в их отношениях, они открыли друг друга ещё с одной стороны, но не разочаровались, хоть неопытность и ставила преграды в виде неловкости. И всё же они перебороли это вместе, пошли дальше, вдвоем, одновременно отворили дверцу в интимный мир, познав сокровенное друг в друге, и ещё долго-долго Хонки вспоминал те полгода после лишения невинности как самые лучшие и неповторимые в своей жизни. Зачем и почему он всё испортил? Потому что в семнадцать лет был молокососом и дебилом. Нет, правда, его надо было тогда отдать в дом для умалишенных, чтобы подлечили, ведь испытания популярностью он всё-таки не выдержал и сорвался. Начались гастроли, обожание поклонниц, встречи с интересными людьми, каждый день новые лица, окружение красоток, деньги, выпивка, сигареты, иногда легкие наркотики, порочные связи, такое же влияние старших и развращенных коллег, снова выпивка, опять выпивка. В ней многое утонуло, в том числе его прежнее наивное восприятие жизни, когда он считал, что мнение Мины важнее его собственного. А тут вдруг оказалось, что важнее него самого, эдакого царя и бога эстрады, ничего нет. Хонки с трудом уже припомнил бы нюансы, но знал, что вел себя по-скотски, как мужчина, и истерично, взбалмошно, как подросток. Если бы ему тогда кто-нибудь набил морду, чтобы сбить спесь! Но никто не сбил, и Мина не выдержала его поведения. А он ещё и обернул всё так, будто это он послал её подальше. Естественно, кто бы это сам бросил самого Хонки? Девушка обиделась и не брала трубку, а он, вместо извинений, зашел к ней домой и сказал, что если её не устраивает его «новая жизнь» (под этим он скорее подразумевал изменившегося себя, которого считал идеальным из-за чрезмерной востребованности), то нет смысла продолжать встречаться. Вот такой он был козел, и поступал, как самый последний козел.
Парень прострадал ерундой на личном фронте где-то два года, считая, что съемные женщины и отдающиеся за один взгляд фанатки – это круто. Даже не хотелось ничего большего, ни для души, ни для тела. Пьяный угар, тусовки, приобретение мастерства «любовного искусства», на самом деле не представлявшего собой ничего, кроме оргий и групповух после рок-концертов. Ничего хорошего тогда не было, и ладно бы хорошего – запоминающегося ноль! Зацепиться не за что, те два года прошли чередой однообразного прожигания суток, ночь за ночью, потому что спали в основном урывками и днем. Пока однажды Хонки не попал под влияние Хичоля. Тот и сам молодец в этом плане, конечно, но у мужчины подобный разгул остался в прошлом, пройденный раньше лет на пять. Хичоль умудрился выйти из бессмысленного кутежа в кутеж осмысленный, продолжая и попойки и сабантуи, но придавая им интеллектуальную окраску. С тех пор началось обратное преображение Хонки, настоящее его взросление, а не выдуманное, за которое он принимал отвязность и вседозволенность. Он не умел пользоваться свободой – вот что было плохо. И этому его научил Хичоль. Настоящее счастье, что они встретились. А через некоторое время Хонки вновь встретил и Мину…