Приложив совсем на чуть-чуть больше сил, Хонки приобнял Мину, по-прежнему заботливо боясь как-то навредить ей. После операции три месяца врачами воспрещалось как-либо давить, стеснять её, заниматься сексом и даже спать ей как-то иначе, кроме как на спине – чтобы все косточки срослись ровно. Всё это было с его стороны терпеливо выдержано и привычки остались до сих пор, вовсе не отягощая его, а даже в какой-то мере открыв ему новое удовольствие этой нежной заботы.
Взяв у Хонки цветы, девушка развернулась, чтобы поставить их в вазу. Родители, поздоровавшись, понимающе удалились в другую комнату, чтобы не мешать давно не видевшимся влюбленным. Пока она набирала воду, парень подошел сзади и ласково поцеловал её в шею, не говоря ни слова и замерев, блуждая глазами по изгибу её плеча, спины, загривка, ведущего к линии волос. Он разглядывал маленькое ушко и забранные за него прядки.
- Ты, конечно, открылся мне с новой стороны, ни разу не опоздав за последнее время, - шутя, говорила Мина, не видя затылком его покоренных и таких внимательных глаз. – Но то, что ты стал появляться даже раньше – это что-то!
- У меня теперь постоянная паническая атака. – пояснил Хонки. Девушка удивленно обернулась, упершись в его грудь вазой с букетом.
- Что-что? Какая атака?
- Страх прожить без тебя хоть на одну минуту меньше. – глаза в глаза, произнес это он. Мина закусила нижнюю губу, чувствуя, как откуда-то из глубины поднимаются слезы.
- Тогда нам следовало бы опять начать жить вместе… - робко предположила она.
- А когда я уезжаю? Оставить тебя в квартире одну? Ни за что. За тобой кто-то должен присматривать.
- Хонки… - он приложил палец к её губам и тут же поцеловал их, забрав у неё вазу и отставив на стол рядом.
- Не спорь. Но сегодня, конечно, я хотел бы тебя забрать в общежитие. Или лучше в кино? Или посидим где-нибудь?
- Нет-нет, не хочу никаких людных мест. Лучше с тобой наедине. – Мина обвила его руками и положила голову на грудь. – Я так соскучилась…
- Я сильнее, - задиристо, как когда-то в юности, поддразнил Хонки и, чмокнув девушку в макушку, отпустил её собираться дальше, побредя за ней в её спальню, где она, не смущаясь его, выбирала наряд и проверяла перед зеркалом, что лучше подойдет ей к данному случаю. Они столько лет знали друг друга, почти всю жизнь были где-то рядом, даже когда не близко. Они знали друг друга наизусть, будто были не только любовниками, женихом и невестой, но и друзьями, кузенами, кем-то очень-очень родным друг другу.
Хонки, опершись на дверной косяк, смотрел на аккуратно суетящуюся Мину и солнце, проходившее из окна мимо неё, и падавшее ему в лицо, одаряло его таким домашним уютом, что он казался ему сверхъестественным. Магия стопроцентного попадания в нахождении своего человека завладела им. Как много времени ему понадобилось для того, чтобы очистить взор! Нет, возможно, волшебство было не это, а наоборот, он находился под чьими-то гнусными чарами, сделавшими его слепым: чары славы, денег, мирской пустой суеты, тщеславия, желания погрузиться во все доступные удовольствия. Но он освободился от них, и теперь, теплыми лучами и замедленной мелодией любви, витающей в воздухе, Хонки погружался в безоблачное счастье. То самое, которое нужно для любых свершений. Ведь разве взбираешься на гору для того, чтобы навсегда остаться на холодной и снежной вершине? Нет, на вершину есть смысл взбираться только тогда, когда знаешь, что есть куда вернуться, что есть кто-то, кто ждет тебя внизу, кому ты расскажешь, каково было на пике этой горы. Как, замерзнув на этой высшей точке, водрузив на неё флаг своей гордости, ты вдруг понял, что сидишь там один, как дурак, и очень хочешь обратно, потому что сверху стало виднее, сколь прекрасно всё то, что ты внизу оставил. И после всего этого важно правильно спуститься, а не упасть, чтобы разбиться о собственные честолюбие и амбиции ещё раз.
- …или лучше эту? – вырвала Хонки из задумчивости Мина, показывая на одну из своих футболок. Но тут же покачала головой, обратив внимание на её вырез. – Нет, слишком глубокий, будет видно шрам…
- Какая разница? – он подошел и, вернув футболку ей в руки, оттянул ворот домашней майки, взглянув под неё. – Ты же не думаешь, что тебя что-то может испортить?
- Но ведь это некрасиво…
- Мина, тебе чьё мнение важнее: моё или какого-нибудь прохожего?
- Твоё, конечно же. – не думая, выбрала она.
- А для меня ты красивая вся. Как угодно, с чем угодно и в чем угодно. – Хонки настойчиво потянул с неё майку, сделав выбор в том, что одеть взамен. – На улице жарко, а значит нужно надеть что-то полегче.
- Ладно… - неуверенно сдалась Мина. Молодой человек обнял её легонько сзади, и она вспомнила, как он гладит каждый миллиметр её тела, как покрывает поцелуями этот рубец и каждую ночь, что они проводили вместе за последние семь месяцев, в каком-то священном трепете готов был ласкать её без стеснений и заминок, не видя в ней никаких недостатков, даже тех, которые она сама в себе находила. – А ты знаешь, что я люблю тебя?
- А я всё равно ещё сильнее!
- Ну, перестань… - улыбаясь, имела в виду эти мерки Мина.
- Не могу. Я всегда буду любить тебя, с этим ничего не поделаешь. – перевел тему Хонки.
- «Всегда» - такое громкое слово…
- Я не претендую на «всегда» в масштабах вечности. – смиренно сдался парень. – Я могу отвечать только за своё собственное «всегда». До того момента, когда не станет самого меня.
- Как же ты повзрослел…
- Это плохо?
- Нет, мне нравится.
- Значит, раньше я тебе нравился меньше? – озорно поинтересовался Хонки.
- Не придирайся к словам! – едва толкнула она его сложенным кулачком. – Просто ты всегда говорил, что хочешь оставаться в душе ребенком…
- … а тебе не нравилось то, что я безалаберный и безответственный, как мальчишка, и не хочу серьёзнеть. Но вот, оно пришло само, без моего ведома.
- В какой момент? – заранее догадываясь об ответе, всё равно спросила Мина.
- В тот момент, когда в настоящей действительности ты мне стала нужнее, чем в воспоминаниях о прошлом. В тот момент, когда я перестал грезить и понял, что стремиться к чему-то можно бесконечно, но ценить нужно только то, что уже рядом. В тот момент, когда вместе с твоим сердцем вылечили мою душу.
Они взялись за руки после того, как Мина натянула свою футболку и закинула сумочку на плечо. Вот так иногда обретается любовь: без скитаний по свету, без подвигов, без излишеств и сотен попыток с разными партнерами, без требований доказательств и капризов, без опасных захватывающих приключений, в которых двое находят друг друга. Приключения нужны тем скучающим, кто никогда не знал обычных жизненных бед и проблем. А те, кто их познал, молча научаются хвататься за самые неуловимые шансы и уже не размениваться на мимолетные, ничего не стоящие соблазны. Любовь, как и дружба, познаётся в беде, но когда она есть, разве страшны тогда хоть какие-нибудь беды?