Кроме того, избивая Эллиота, она сама кричит и начинаются все эти вопли сумасшедшей женщины типа: «Если ты не прекратишь, я убью нас обоих, ты не оставляешь мне другого выхода! О дитя мое!», она вдруг подхватывает его и обнимает, заливаясь слезами и вырывая на себе волосы, и все это под теми старыми мирными деревьями, которые обжили сойки, они все еще ждут, пока их покормят и смотрят на все это – Даже Альф Священный Ослик ждет во дворе, пока кто-нибудь угостит его яблоками – Я смотрю, как золотится солнце, заходящее в безумном дрожащем каньоне, эти ужасные взрывы ветра в миле отсюда пригибают верхушки деревьев к земле, а его рев обещает, что как только он доберется до нас, то сдует мучительные крики матери и ребенка вместе со всеми этими сумасшедшими сорванными листьями – Ручей визжит – Дверь жутко хлопает, за нею ставни, дом трясет – Я падаю на колени в этом шуме и боюсь даже слушать.
«Что мне теперь делать с твоими попытками суицида?», кричу я – «Все в порядке, тебя это не касается» – «Ладно, мужа у тебя нет, но по крайней мере есть маленький Эллиот, он вырастет и все будет в порядке, ты пока можешь продолжать работать, выходи замуж, переедь, сделай что-нибудь, может это Коди, но еще вероятнее, я бы сказал, это те сумасшедшие персонажи сводят тебя с ума и доводят до суицида, как тот – Перри –„“ – Не говори о Перри, он чудесный и милый и я люблю его, и он гораздо добрее со мной, чем ты когда-либо был: по крайней мере он может пожертвовать собой» – «Но что вся эта наша самоотдача, что мы можем дать, чтоб помочь хоть кому-нибудь» – «Ты никогда не поймешь, ты слишком занят собой» – Мы уже начинаем оскорблять друг друга, что было бы хорошим знаком, если бы она не продолжала с плачем бросаться ко мне на плечо, вновь повторяя, что я ее последний шанс (что неправда) – «Давай вместе уйдем в монастырь», добавляет она в своем безумии – «Эвелин, то есть Билли, это ты можешь уйти в монастырь, ради Бога, уходи в монастырь, ты похожа на монахиню, может это то, что тебе нужно, все эти разговоры о Коди и религии, может весь этот словесный ужас просто удерживает тебя от того, что ты называешь истинным пониманием, ты могла бы стать почтенной монахиней когда-нибудь со спокойным сознанием, хотя однажды я видел преподобную, которая плакала… ох, все это так грустно» – «О чем она плакала?» – «Не знаю, после нашего разговора, помню я сказал какую-то глупость типа: „Вселенная – женщина, потому что она круглая“, но думаю, она плакала, вспоминая былые дни, когда у нее был роман с солдатом, который потом погиб, по крайней мере так говорили, она была величайшей из всех женщин, которых я знал, большие синие глаза, большая красивая женщина… ты могла бы так, выбирайся из этого ужаса и брось все это» – «Но я люблю, люблю слишком для такого» – «И все-таки не потому, что ты чувственна, бедняжка» – На самом деле мы немного успокаиваемся и начинаем любить друг друга, не обращая внимания на Эллиота, который толкает ее: «Билли не делай так не делай так Билли не делай так», пока я не кричу в разгаре: «Не делай чего? О чем он? – Может, он прав, и тебе, Билли, не стоит этого делать? Может, мы грешим против того, что было сказано и сделано? О, это безумие! – но он безумнее всех нас», ребенок действительно уже на кровати, дергает ее за плечо, как взрослый ревнивый любовник, который пытается оттолкнуть женщину от соперника (она на мне сверху, и это показывает, как я уже беспомощен и убит, а время всего четыре часа дня) – В доме разворачивается маленькая драма, может быть, немного не такая, на которую такие домики рассчитаны, или что могут вообразить себе окрестные соседи.
35
Только иногда в оргазме есть ужасный параноидальный элемент, он проявляется в том, что не нежная симпатия, а некий яд разливается вдруг по всему телу – Я чувствую ужасную ненависть к себе и ко всему окружающему, чувство пустоты, вовсе не похожее на обычную свежесть, словно колдовская сила выкачала мой спинной мозг – Чувствую, как злые силы собираются вокруг меня, от нее, от ребенка, от самых стен хижины, от деревьев, зловеща сама мысль о Дейве с Романой, все это наваливается на меня – Я оставляю бедную Билли, уткнувшуюся лицом в ладони, и выбегаю попить воды из ручья, но каждый раз, когда это происходит, я бегу обратно, ощущая вину и стремясь выразить ее, но в тот момент, когда я вижу ее вновь: «Она еще что-то замышляет», злобно догадываюсь я и вину уже не ощущаю – Она бормочет, закрыв лицо руками, а ребенок кричит рядом с ней – «Господи, ее нужно в монастырь!», думаю я, бегом возвращаясь к ручью – Внезапно вода в ручье приобретает другой вкус, как если бы в нее налили керосина или бензина – «Может, это соседи решили избавиться от меня, вот оно что!» – Я внимательно пробую воду и убеждаюсь, что так оно и есть.
Как идиот, сижу у ручья и тупо гляжу на воду, когда подходит Дейв Вейн, размашисто шагая с единственной рыбой на связке, и его бедный гнусавый выговор, как будто ничего не произошло: «Слушай, я там два часа проторчал и глянь, что добыл! Одну несчастную, но трогательно красивую, в чем ты можешь убедиться, священную маленькую радужную морскую форель, которую теперь намерен почистить – А чистить ее следует так», и он невинно опускается на колени у ручья, чтобы продемонстрировать – Мне не остается ничего кроме как смотреть и улыбаться – Он говорит: «Будь готов к поездке на остров Фаролион в ближайшие два года, парень, там дикие канарейки будут садиться на лодку за сотни миль в море – Видишь ли, я пытаюсь скопить деньги на собственную лодку, думаю, нет ничего лучше рыбалки, и я намерен совершенно реорганизовать свою жизнь в соответствии с этим убеждением, хотя и вижу перед глазами суровый образ Фагана с „Роши-стик“ , но тебе бы стоило посмотреть, с какой быстротой можно подманить сотни сельдей и почистить за полторы минуты лосося, это факт, и разгуливать при этом в грубых рыбацких рубашках и вязаных шапочках – Парень, я об этом все знаю и уже пишу заключительную определяющую статью о том, как чистый тяжелый труд спасет всех нас – Когда ты здесь на берегу, это тот самый первобытный свет, я имею в виду рыбалку – Ты охотник – Птицы находят для тебя рыбу – Погода руководит тобой – От абсолютной усталости рассасывается чепуха в голове, и все встает на свои места» – Пока я сижу там на корточках, я представляю себе, что Билли, может быть, сейчас рассказывает Романе о том, что произошло в хижине, и Дейв тоже вскоре узнает, хотя он, кажется, знает многое из того, что происходит – Он несколько раз уже намекал, как теперь вот: «Ты выглядишь так, словно это худшие времена в твоей жизни, этот маленький Эллиот кого угодно с ума сведет, да и Билли, конечно, нервная девица – Вот так надо замерять, с помощью этого ножа» – И я изумляюсь тому, что сам не могу быть таким полезным и по-человечески простым и хорошим, чтобы в результате небольшой в общем-то беседы заставить другого чувствовать себя лучше, как это делает Дейв, длинный, со впавшими щеками после его собственного запоя, который длился несколько недель, но он не жалуется и не стонет по углам, как я, по крайней мере он действует, проверяет себя – От него у меня снова ощущение, что я один в мире лишен человеческого бытия, черт, так оно и есть, именно это я чувствую – «Ах Дейв, однажды мы с тобой отправимся на рыбалку к заброшенным рудникам на Раг-ривер, хах, к тому времени будем себя черт возьми получше чувствовать» – «Так, нам нужно еще на соус оставить, Джек», произнося «Джек» очень грустно, как Джерри Вагнер в свое время, когда мы карабкались на гору «Бродяг дхармы», где делились горем, «да и как-то мы многовато пьем СЛАДКОГО, знаешь, весь этот сахар да без закуски может нарушить обмен веществ, и уровень сахара в крови поднимется до отметки, когда станешь слабее курицы: особенно у тебя, ты ведь же не первую неделю пьешь только сладкий портвейн и сладкий „Манхеттен“ – Обещаю, священное мясо этой рыбки тебя исцелит», (весело смеется).