— Таких цен давно нет, — поморщился комендант. — Перекупщики с приисков по три дают за любую шваль. Бароны людей больше не поставляют за провинности, вот цены и взлетели.
— Зато я много сразу возьму. Сорок душ, причем можно и не людей, мне любые подойдут. Что с клыками, что с хвостами.
— Накинуть бы надо…
— Давайте так. Полста марками и вам из будущих трофеев по таможенным ценам дам возможность конфискат закупать. Сами знаете, какие расценки обычно власти за выбитое с контрабандистов ставят, почти что даром. Вот по ним и возьмете, что понравится.
Пока шел торг, капралы дремали в уголочке на скамье. Додо же сидел сбоку от капитана на скрипучем табурете, разглядывая освещенный ярким солнцем двор, помост с виселицей и четырех арбалетчиков по углам. Заключенных пока не было, Билдер упорно пытался сбить цену, время тянулось словно растаявшая смола. Но вот звякнули жестяные кубки, сделку закрепили терпким вином и тяжелый кошель исчез в коробке с бумагами, которые даже не посмотрели.
— Значит, сорок душ… Десять бывших степняков в подвале сидят. Разбой, грабеж, караваны щипали в приграничье. На каком тарабарском наречии разговаривают — никто понять не может. По мне — прикидываются больше. Но крепкие ребята. Их местная шпана пыталась в камере под себя прогнуть, так пришлось в холодную переводить, чтобы кого не затоптали напрочь. Ничего не боятся. Справитесь?
— Возьму. Драчуны нужны.
— Отлично. Еще восемь орков есть. По пьяному делу сцепились с грузчиками в порту, потом страже бока намяли, когда их пытались разнять. Один клыкастый хромоног, правда, но рожа здоровая и кулаками махать умеет. Им пять лет каторги прописали за драку со стражей.
— Покажете, вроде подходят.
— Ну и остальные — из трех деревень, мужики в возрасте в основном. Может, родня, может просто знакомцы. Тех человек двадцать, насколько помню. На бирже отработали весну с бескормицы, а при расчете им якобы меньше выплатили, чем договаривались. Так сиволапые взбунтовались и биржу разгромили. Купцов, что их подряжали, сильно избили. За что и загремели в кутузку. Им по золотому на нос убытков насчитали. Пока не выплатят, будут горбатиться.
— Так их в самом деле обсчитали, как обычно на бирже бывает, или наговаривают?
Усмехнувшись, комендант пожал плечами:
— Без понятия. Но, зная наших городских жуликов, наверняка решили по-быстрому денег срубить. Заодно судье занесли, не без этого.
— Тогда возьму. Обычные бунтовщики мне без надобности, такие опять чего учудят. Да и королевский прево вряд ли обрадуется, если городское собрание жалобу пришлет с фактами о покушении на закон и порядок.
Здесь Билдер был прав. Между официальными назначенцами короны и самоуправлением на местах постоянно шла тихая вражда. Но обе ветви власти моментально кооперировались и выступали единым фронтом, если беднота пыталась взять в руки оружие и сцепиться с наиболее выдающимися кровопийцами. В случае последующего судилища отловленных бузотеров ждали крупные неприятности. Особенно, если крестьяне пытались вспороть брюхо не прямым обидчикам, а вообще любому господину, попавшемуся на глаза. За самосуд гнали на каторгу, за бунт и попытку пограбить богатых — вешали без сантиментов. Так сказать, тонкий нюанс, но крайне важный, если собираешься кандальников использовать во благо короны.
— Ну и последние, кого могу сосватать, это егеря. Бывшие, само собой. Мародерство, неподчинение приказу и разные другие мелочи. Я побаиваюсь их в горы отправлять. Сбегут или прирежут кого по дороге, но работать в шахтах точно не станут. Настрой не тот. Пятеро, все злые как собаки. Их сразу отдельно держали. И сейчас в колодках, чтобы цепями кого не удавили.
— Это царский подарок, господин комендант. Если они мне понравятся, я с первой же серьезной премии вам какую диковинку пришлю. Знающие головорезы для меня будут очень полезны.
— Хорошо, сейчас всех приведут.
Вслед за отмашкой на галерею потянулись еще арбалетчики. Это после выхода за ворота любая буза будет исключительно на совести Билдера. А здесь и сейчас никто шкурой рисковать не станет. Особенно с орками, дикарями или дезертирами. Тем все равно подыхать в каменоломнях, могут и попытаться умереть повеселее.
Толпа заключенных выглядела крайне непрезентабельно. Большинство в грязной рваной одежде, с разбитыми лицами и всклокоченными бородами. Нескольких вообще поддерживали сбоку товарищи, так как бедолаги толком и стоять не могли. Стража постаралась выстроить всех в одну шеренгу, которая кривой змеей протянулась вдоль стен внутреннего двора. В голове колонны стояли орки, замыкали бывшие егеря, которые стоялись скрючившись под весом огромных колодок.