Эту перспективу он принял совершенно безропотно. Кроме того, он все еще чувствовал себя слегка одурманенным и не знал, что могло бы произойти, если бы он в таком состоянии попытался вызвать силу. Как мог бы отразиться на ней эффект снотворного?..
А вдруг снотворное ослабило его способности?
Давид в ужасе отогнал эту мысль.
Из коридора донесся какой-то приглушенный шум. Давид прислушался. Доктор все не возвращался. Возможно, был уже мертв, как Давид ему и предсказал немногим раньше… А человек-горилла? Мальчик чувствовал, что тот где-то недалеко, стоит на страже. Кажется, доктор говорил с ним… но это было минут пятнадцать назад. Или десять? Или пять?..
Шум стих. Теперь в ушах Давида была лишь глухая ватная тишина.
Он повернул голову к окну, словно для того, чтобы избавиться от навязчивых видений: Джорди, куда-то бегущий… нечеловеческий крик боли… обжигающее дыхание пламени… кровь, крики, смерть… и все это — посреди безмятежного, почти рождественского заснеженного пейзажа… зимнего рая, мгновенно превратившегося в преисподнюю…
Давид попытался сосредоточиться на причудливых, каждое мгновение меняющихся узорах, образованных завитками и прядями тумана. Перед ним возникали и исчезали прозрачные, слегка фосфоресцирующие, едва различимые образы… Вдруг ему показалось, что он увидел лицо — то же самое, что и накануне, лицо девочки, примерно его ровесницы. Ее косички плыли по ветру. Она улыбалась Давиду в клубах тумана, слабо вспыхивающих за миг до того, как рассеяться. Оптический обман, подумал он. Но все равно ему нравилось смотреть на это личико, на котором читались дружелюбие и сочувствие, — это придавало ему храбрости, и он чувствовал себя не таким одиноким…
Из коридора снова донесся какой-то шорох, заставивший Давида вынырнуть из оцепенения. Он пристально взглянул на дверь…
…и тут же перед ним, как вспышка, возникло четкое и ясное видение.
Мама скоро будет здесь!
68
Через пару минут глаза Шарли привыкли к сумраку. Она никогда раньше не видела центральный холл полностью погруженным в темноту, но сейчас слабый дневной свет проникал сюда лишь сквозь запертые ставни на высоких окнах, освещая мебель в пыльных полотняных чехлах, стоявшую вдоль стен.
Внезапно она осознала, что стоит прямо посреди холла, представляя собой идеальную мишень. Шарли торопливо направилась к лестнице. Оказавшись у ее подножия, подняла голову, вглядываясь в темноту. Где же они держат Давида?..
Он мог быть где угодно. Клиника «Надежда» была очень большой — десятки палат и процедурных кабинетов, игровые залы, столовые, кухни…
«Подумай хорошенько. Давид болен. Ему нужно лечение. Так куда его могли поместить?»
В одну из специально оборудованных палат, скорее всего…
Она помнила, что такие палаты — небольшие, скорее похожие на мини-операционные — располагались в западном крыле.
Оттуда и нужно было начать.
Она скользила вдоль стены, держа пистолет наготове слегка дрожащими руками. Погруженная во мрак и тишину, «Надежда» казалась ей нескончаемым запутанным лабиринтом.
Наконец она углубилась в коридор, по обе стороны которого было множество дверей, и принялась толкать их одну за другой. Все оказались заперты.
В глубине коридора, где царила почти абсолютная темнота, одна из последних дверей неожиданно подалась.
Шарли осторожно просунула голову внутрь. В полумраке она разглядела спинку кресла и панель управления, на которой кое-где светились крошечные лампочки. Здесь недавно кто-то был! Об этом говорил и запах, уже знакомый, слегка металлический. Такой… человеческий запах.
Шарли сделала несколько медленных шагов и вдруг ощутила под ногами что-то вязкое. Она слегка наклонилась и прищурилась, чтобы разглядеть, что это, и недоуменно моргнула, все еще не понимая: весь пол был в каких-то густых темных пятнах. Самое большое из них застыло под креслом.
И тут же из ее горла вырвался непроизвольный вскрик ужаса. Запах!.. Точно такой же запах она ощутила несколько дней назад, на кухне, где убила Сержа!
Кровь!
Она наступила в лужу крови!
Охваченная отвращением, Шарли попятилась. И тут какое-то шестое чувство дало ей знать о чужом присутствии у нее за спиной.
Она резко обернулась.
Но человек, которого она увидела, уже ничем не мог ей повредить. Доктор Массиак полусидел в углу у стены, устремив изумленный застывший взгляд на мыски своих ботинок, и горло его было перерезано от уха до уха.