Юджин. Что ты хочешь этим сказать?
Виковский нагибается, достает тетрадь, открывает ее. ЮДЖИН хочет выхватить ее у Виковского, но тот прыгает на верхнюю койку, выставляет вперед ногу, чтобы помещать Юджину и начинает читать.)
Виковский. Однажды ночью я услышал; как во сне вскрикнул Сэлридж. Он выкрикнул имя „Луиза“. Кто такая Луиза его девушка, или его мать?»
Юджин (рассвирепев). Ты не имеешь права это читать! Отдай тетрадь, Виковский!
Карни. Да верни ты ему тетрадь. Это же никому неинтересно.
Виковский. Неинтересно?! Донни, детка, тебе неинтересно что он о тебе думает?
Юджин (наступая) Сейчас же отдай черт побери?
СЭЛ. мгновенно набрасывается на Юджина, выкручивает за спиной его руку, Юджин знает — одно движение, и рука будет сломана.
Сэл. Я не отпущу. Хочешь сломать себе руку — ломай. Твое дело.
Карни. А что он обо мне написал?
Юджин. Виковский, прошу — не читай!
Виковский. Ну, если вам надоело, — я не буду читать. (Читает.) «Дона Карни я все еще не могу распознать. По существу он мне нравится. С ним можно интересно поговорить, если ты увлекаешься легкой музыкой и бейсболом. И вместе с тем, есть в ном нечто такое, что мешает тебе на него положиться. Если бы я когда-нибудь попал в беду, Дон Карнн был бы последним человеком, к которому я обратился бы за помощью.
КАРНИ и ЮДЖИН смотрят друг на друга. Все молчат.
Карни. Что ж, будем надеяться, что тебе никогда не придется ко мне обратиться!
КАРНИ задет, быстро отходит в сторону, закуривает.
Юджин (Карни). Все это ничего не значит. Это просто мысли, которые тогда пришли мне в голову. Но мысли, они ведь каждый день разные.
Хеннеси. Отпусти его, Сэлридж.
Сэл. Ты хочешь на его место? Мне ведь все равно, чью руку сломать.
Виковский. Приготовились к центральному номеру нашей программы. Вот он: „Виковокий — сущее животное“. Все его инстинкты — чистая физиология. За обедом он так работает челюстями, будто он лошадь, жующая овес». Эшптейн, скажи, я могу привлечь его к суду за дифамацию… как это там?..
Арнольд … Личности. Но только, если это совершено со злонамеренным умыслом. Стало быть — в данном случае — неприменимо.
Сэл. Продолжай. Что там еще о тебе сказано?
Виковский (читает). «Иногда он неприлично ведет себя в постели… Несколько раз за ночь пускает торпеды… четыре — пять раз»…
Юджин. (чуть не плача). Прекрати! Пожалуйста, прекрати! Если тебе интересно, читай про себя.
Виковский. А зачем мне читать про себя? Ты же создаешь мне паблисити. Вдруг Голливуд купит твой дневник? Шикарный фильм для Джона Уэйна.
Сэл. Еще что-нибудь интересненькое?
Виковский. Где я остановился?
Сэл. Пускает торпеды… четыре-пять раз.
Виковский. Ах: да, нашел. (Читает) «Несмотря на то, что Виковскому явно недостает культуры и тонкости, его интеллектуальные интересы также низкого свойства, тем не менее, он обладает характером сильным и устойчивым. Он так же серьезно верит в то, что его место на поле сражения. Несомненно, он самый лучший солдат нашего взвода, и в сложных условиях на него можно положиться. Меня не удивит, если Виковский закончит войну с медалью за Храбрость». (Юджину) Ты это серьезно?
Юджин. Я сказал, что записываю то, что приходит в голову. Свои мысли. И без всякого умысла. А вот сейчас я написал бы о тебе два слова: «Желтый предатель».
Виковский. Предателей медалью за храбрость не награждают… Отпусти его, Сэл.
СЭЛРИЖ отпускает Юджина, Тот потирает ноющую руку.
И зачем ты пишешь всю эту чушь? Ведь ты оскорбляешь наших ребят.
Юджин. Все, что я пишу — МОЕ ЛИЧНОЕ ДЗЛО, Отдай тетрадь!
Арнольд. Подожди!
ВИКОВСКИЙ протягивает Юджину тетрадь, АРНОЛЬД ее перехватывает.
Мне кажется, я заслуживаю того, чтобы услышать и свою историю.
Юджин. Арнольд, прощу тебя, не читай. Это мои собственные мысли. Если ты их узнаешь, значит, ты украдешь их у меня?.
Арнольд. Очевидно, здесь есть что-то весьма нелестное. Но теперь ты хорошо меня знаешь, Джи. Меня уже больше ничем нельзя огорчить. Я перешел этот рубеж, Но если ты не хочешь, чтобы я это прочел, я не буду. Только учти, с этого момента мы уже больше не сможем быть откровенны и честны друг с другом; как раньше.