Глава 19
Итак, пути назад не было. Либо мы его, либо оно нас сожрёт по одиночке где-нибудь на темной улице. Мне было страшно. Страшно идти туда, страшно встретиться с ним снова, но ещё страшнее было каждый вечер перед сном идя в деревянный туалет, зажатый между сараями словно моська меж двух слонов, трястись от страха. Поворачивая вертушку, запирающую дощатую дверь, трясущимися руками я осторожно брался за металлическую ручку и с обреченностью ожидал увидеть в вонючем полумраке два светящихся глаза, приглашающе зовущих войти и поиграть. Или лёжа с биноклем на крыше, рассматривая луну, ища знакомые по карте созвездия, иногда направлял его на ветлечебницу. Тусклые огоньки лампочек над дверями выхватывали из темноты небольшое пространство вокруг и изредка мелькавшую тень пробегающей кошки, внезапно остановившейся словно почуяв мой взгляд, и вонзающей маленькие зелёные иголки прямо в меня. И тогда я побыстрее отдергивал бинокль от лица. Понимая что это лишь кошка, я всё же поневоле становился похож на мумию, от ужаса не в силах двинуться с места. Только раздавшийся визг и утробное мяукание выводили из ступора и у меня сразу пропадало желание к дальнейшим наблюдениям.
Договорившись обо всём, обсудив детали предстоящей авантюры, мы условились встретиться к наступлению темноты возле забора на территории лечебницы. Николай успел отнести почти полную канистру с бензином к границе боевых действий, и вернувшись, ещё раз напомнил о том, чтобы я не совался на помощь ему, что бы ни происходило. И лишь наблюдал издалека за всем.
-- Смотри, важно чтобы тварь не сцапала тебя. Сиди тихо, когда пробежишь мимо меня и залезешь на крышу. -- достав пустую пачку и обнаружив отсутствие папирос он вздохнул и смяв её кинул в ведро рядом с крыльцом. И посмотрел твердо, положив мне руку на плечо, -- Что бы ни случилось. Так надо, парень.
-- Понял, -- грустно произнес я. -- Дядя Коля, а как я увижу, что с тобой что-то неладно? Ведь ночью я ничего не разгляжу на таком расстоянии. -- мелькнувшая идея озарила меня взять с собой папин бинокль. -- Там же темно, как...
-- В жопе негра, -- закончив мою мысль, почесал затылок участковый, сдвинув вновь надетую фуражку на лоб. -- Ну ничего, я думаю, одна какашка в этой заднице осветит её, если всё получится. А нет, через пять минут беги к телефону и делай как я сказал.
С этими словами он протянул руку, с наколотыми буквами "ВДВ" на запястье, сухую и теплую, и обхватив мою, детскую и худую, несильно сжал её, чтоб не раздавить
-- До вечера, боец. Не ссы лягуха. Болото будет наше ! -- и я облегченно рассмеялся, заразившись взглядом его весёлых глаз.
Подойдя к воротам, он столкнулся в дверях с радостно болтающими нарядными женщинами: моей мамой и соседками возвращающимися с демонстрации. Недовольно подталкивая своих не менее "нарядных" мужиков, громко горланящих какую-то боевую песню, с выделяющимся на общем фоне прекрасным тенором моего отца, все наперебой стали уговаривать Николая остаться с ними продолжить праздник. Но участковый, сославшись на дела по проверке неблагополучных семей, в честь праздника, рискующих стать объектом пристального интереса правоохранительных органов и принудительных медицинских учреждений, вежливо распрощался с не очень огорчившейся по этому поводу компанией, и обернувшись на прощание подмигнул мне, захлопнув хлюпнувшую засовом дверь.
Глава 20
Люди не меняются. Они остаются с прежними страстями, говном и цветами. Меняются лишь привычки, условности и антураж. Не надо мне говорить, что сейчас люди гонятся за рублем, стали тупее от влияния интернета и политика стала грязной. Так было всегда. Просто мы не замечаем этого в сравнении в настоящем времени. Наша ностальгия -- что девки были добрее, водка вкуснее, а жизнь, хоть и небогатой, зато предсказуемой и стабильной -- всё это нытьё сейчас вызывает у меня лишь улыбку умиления. Что стало всё хреново, и скоро третья мировая и завтра апокалипсис. Ребята, на протяжении нескольких десятков тысяч лет человечество размножалось и убивало друг друга не одну сотню раз вплоть до уничтожения целых народов. Мы как тараканы поддерживаем популяцию, находясь на грани выживания и перенаселения, корректируемого непрерывными разборками -- у кого хвост длиннее. И в перерывах между ними, пока идет мнимое затишье, человек хочет лишь двух вещей -- хлеба и зрелищ. Подумайте, что важно для нас сейчас ? Вкусно поесть, посмотреть Инстаграм, Тик-Ток, поменьше работать, больше получить, выпить по пятницам, и обосрать всё до чего не дотягиваются наши короткие ручонки. Так это было и в этом тысячелетии, и в прошлом, и позапрошлом, только в других одеждах. Я не говорю про всех, это неправильно. Но основная масса подвержена простым животным потребностям. Осуждать за это так же глупо, как смеяться над тем - что у нас две руки, одна голова и что солнце круглое. Это -- нормально. Такими мы созданы и преодолеть силу притяжения огромной массы обычаев, устоев, правил удаётся единицам. Да и зачем ? Остальным -- будь как все.
Как весь Советский Союз, утром первого мая народ шагал на демонстрации, некоторые предварительно поддав. Нёс шары, транспаранты, флаги, детей на шеях отцов, в восторге дружно крича: "Ура !" после каждого лозунга и спича из репродукторов вместе со всеми в общем единении, и шёл в направлении к светлому будущему коммунизма. А затем, уставшие и весёлые -- кто по домам, кто в гости, а кто на продолжение банкета. Так было и в тот раз.
Проголодавшиеся и немного грязные от расквасившейся погоды, взрослые с детьми наполнили наш дружный двор кухонными хлопотами, запахом дыма разожжённого костра, жаренного мяса, криками и плачем малышей, смехом родителей, перемежаемого тостами и всё более фальшивым исполнением популярных песен в сопровождении папиного баяна с западающей кнопкой. Успев урвать пару тонких ломтиков торта, накануне испеченного тетей Любой из смежной квартиры на нашем этаже, мне удалось смыться от маминой опеки. К тому времени, вполне оправившись от простуды, я напрасно доказывал ей, что здоров и готов к встрече с друзьями. Решив, что моя самоволка -- ничто по сравнению с предстоящей ночью, я свалил к лучшему другу -- Димке Козыреву. Его мама была профессионалом по части ажиотации вкусовых рецепторов. Её вкуснейший торт с прослойками белого крема, нарезаемый высокими ломтиками и политый чем-то божественным, с большой кружкой молока, был достоин предательства кулинарных изысков моей семьи -- горячего пирога с мясом, картошкой и луком, лежащего на стиральной машине, обёрнутого в мамино старое пальто. Поэтому весь остаток дня мы с Димкой провели у него во дворе, играя и периодически наведываясь на кухню. И ходили вокруг торта, облизываясь как коты на сметану, изредка получая по лакомому кусочку. Сидя за столом, накрытом клетчатой клеёнкой и освещённом лампой дневного света, стараясь не уронить ни крошки, мы облизывали пальцы и сыто порыгивали, соревнуясь кто громче. И не знали, что те мгновения останутся самым уютным местом в памяти нашего детства.