Часть 3. Проводник в бездну
"...И если в мести чёрен ты душой,
Лишь бездна в силах подарить покой."
Глава 1
Несмотря на то, что увальнем и мазилой меня никто никогда не называл, кроме Димки Козырева, всё же особой ловкостью и меткостью я не отличался. Случались, конечно, несколько удачных моментов в тире около центрального автовокзала, когда упросив отца зайти пострелять, я вышибал казалось бы невозможно маленькие мишени. А так, стрелок из меня был никудышный. Из десяти пулек, насыпанных в прибитую гвоздиком к столу пластмассовую крышечку неулыбчивым хозяином инвалидом, лишь пара попадали в цель. Каждый раз, после пивнушки под названием "Шайба"(хотя ей больше подходило бы -- "Пентагон" из-за угловатой формы), расположенной по соседству, когда отец со знакомыми мужиками выпивал по запотевшей кружке пива в прокуренном зальчике заведения, а я слонялся между потными и уставшими ногами посетителей, выйдя в пышущий жар привокзальной площади, тащил отца в тир. Прохлада полутемной комнаты с длинным столом и пневматическими винтовками на железных цепях, гремевших при перезарядке, манила запахом оружейного масла и магией превращения нажатия спускового крючка в лёгкий хлопок, с которым вылетевшая из ствола пулька со звоном шлёпается в чёрный кружочек и подбитая утка или медведь переворачиваются вверх тормашками, а два мужичка в картузах пилят бревно.
Но в эту ночь, мне повезло так, как везёт раз в тысячу лет неудачникам, по жизни хлебающим помои судьбы, и лишь в мгновение, когда та моргнет, им выпадает шанс укусить её за задницу пока та не видит и познакомиться с госпожой Удачей.
От метко вонзившегося в глаз булыжника чудовище не перевернулось, не упало и не стало пилить решетку окна, как те раскрашенные жестяные мужички своё бревно. Вцепившись в неё своими ужасными клешнями, оно затрясло не только стальные прутья, но и вязкий ночной воздух. Словно очнувшись от сна, он задрожал как холодный студень от дикого скрипа железа о кирпич и грохота бьющейся в ярости страшной головы. Бешеным медведем, запертым в клетке, монстр снова и снова расплющивал принадлежавшие ему тела мертвых животных, сверкая пылающим от гнева уцелевшим глазом, превращая себя в кучу шерсти, зубов и жёлтой "крови", при этом ревя и брызжа слюной, разлетавшейся во все стороны. Всё же больное место монстра, не боящегося пуль, нашлось. И теперь он оглашал округу нечеловеческим воем от которого стыла кровь и подкашивались ноги.