Но это то мне было и надо. Разозлить тварь настолько, чтобы та потеряла разум и вырвавшись из блокгауза, погналась за наживкой(то есть за мной) прямо в ловушку, в которой её ждал сидящий в засаде Николай. Он наверняка всё прекрасно слышал и с трудом сдерживался чтобы прийти на помощь. Хлипкая преграда, еле сдерживающая монстра, понемногу стала поддаваться, и вместе с вылетающими осколками кирпичной крошки в облаках морозного пара выгибалась наружу с каждым ударом. И кажется, через несколько мгновений мне стоило быть отсюда подальше, иначе шансы избежать участи быть съеденным здесь же, становились ощутимо малы.
Внезапно, на слабо освещенный лоскуток травы под окном с последним мощным толчком вывалилась туша чудовища, выпав вместе с зазвеневшей решеткой как кусок теста с глухим шлепком, невнятно хрюкнув при этом и чёрной кляксой застыла около стены. Всё смолкло. Опять не было слышно ни звука, и только колотившееся сердце предательски выдавало меня, да учащённое дыхание со свистом вырывалось изо рта.
Удивительно, что во время всех этих плясок с бубнами я совсем забыл про бинокль висящий на шее и натёрший её узелком укороченного ремешка. Бережно спрятанный под курткой, чтобы не повредить ненароком, он как будто слился с телом и не замечался мной, до тех пор пока не утихло буйство замершего у стены чудовища и продрогший от неестественного холода и страха я охватил себя руками и обнаружил торчащий на боку бинокль. Пара синяков скорее всего от него мне досталась, пока я падал, и вместе с кровоточащей рукой они доставляли мягко говоря болезненные ощущения. И ещё одна вещь, висевшая на плетёном из конского волоса шнурке вместе с биноклем на шее, внезапно стала теплеть, как разгорающийся уголёк согревая грудь. "Амулет", -- пришедшая в голову мысль заставила сунуть застывшую руку за пазуху и ухватить тёплый кусок металла, тут же иголками заколов пальцы. Вытащив его наружу, я зажмурился от яркого света, исходившего от фигурки орла с расправленными крыльями. Невероятно, но грубость поделки из Центральной Америки куда-то исчезла и она приобрела изящные формы живой птицы, лежащей на ладони, как драгоценность из ювелирного магазина. Заворожённый и восхищённый волшебством, забыв про боль и холод я смотрел на амулет, прищурившись от становившегося всё ярче белого сияния. Вытерев о штаны левую руку, пальцем провёл по плавному изгибу крыла и вздрогнул, увидев как оно шевельнулось. Засверкавшие два янтарных глаза завращались и уставились на меня, но не зло, а скорее изучающе. Словно впервые встретив незнакомого, но чем-то близкого человека, птица заклекотала, будто здороваясь. Я засмеялся, и мой смех снова вызвал шевеление чудесного амулета. Встрепенувшись, маленький орёл вскочил на крохотные лапки и я вскрикнул от впившихся в ладонь когтей. Жар исходящий от маленького солнца проник в кровь через маленькие ранки и разлился по телу, шипя и пузырясь как газировка. Мне стало тепло, как от горячего чая с мёдом, которым мама поила зимой, загнав наконец непослушного сына с улицы домой после катаний с друзьями на ледяной горке. Но это было не последнее приятное чудо. Взглянув на израненную руку, кровь на которой стала подсыхать, приятная щекотка охватила её и раны стали затягиваться и превращаться в белесые шрамы прямо на глазах, а затем исчезая совсем. С удивлением я смотрел то на свою зажившую руку, то на грозную маленькую птичку, вполне освоившуюся на правой ладони и взиравшую на меня с серьёзным видом.
Разглядывая неожиданно превратившуюся ненужную безделушку в волшебное сокровище, я не сразу обратил внимание на звуки возни, раздавшейся от освещенного куска земли перед собой, а когда всё же оторвался от любования амулетом, понял -- мне кранты. Чудовища под окном не было. Только примятая трава, измазанная блестящей -- то ли росой то ли мёдом уходила в тень как раздавленный гигантский слизняк.
С внезапно вставшей дыбом всей имеющейся на мне растительностью какое-то дежа вю из ночных кошмаров стало ощупывать спину прохладными щупальцами касаясь позвоночника, словно выбирая косточки за которые удобнее ухватиться чтобы вырвать его целиком вместе с черепом, в котором два молотка по очереди стучали: "Бе" -- "Ги". "Бе" -- "Ги". "Бе" -- "Ги".