Школьная жизнь также помогала забыть о Генке. Аня была капитаном команды КВН, вместе с подругой Лизой сочиняла смешные сценарии, выпускала стенгазету, пела в хоре и занималась в драмкружке. Выступления на сцене перед полным залом помогли преодолеть стеснительность.
Неуклюжесть и сутулость тоже куда-то исчезли. Бесформенные рубахи были заброшены, и Аня с удовольствием примеряла перед зеркалом очередную обновку – нарядную кофточку или платьице. И даже уговорила маму купить ей туфли на небольшом каблучке.
Тем временем некоторые одноклассницы умудрились перерасти Аню, и в строю на физкультуре она стояла теперь пятой или шестой. Встретив девочку перед началом выпускного учебного года, школьный библиотекарь Марина Сергеевна всплеснула руками:
– Аня, тебя не узнать! Похорошела, грация появилась. Советую поступать в театральный. Талантом-то тебя Бог не обидел.
Аня уехала в Москву и, легко преодолев конкурс в восемнадцать человек на место, стала студенткой модного в те времена историко-архивного института. В театральный не пошла – там все-таки был риск не поступить, а ей совсем не хотелось возвращаться домой, где ее никто не ждал.
– Аня, пойдем погуляем?
Симпатичный однокурсник Глеб, голубыми глазами и вьющимися русыми волосами напоминавший Есенина, заглянул в комнату девочек-второкурсниц.
Аня, нехотя оторвавшись от книги, вышла в коридор, чтобы не мешать разговорами остальным девочкам комнаты номер 410. Валя, полненькая и сероглазая хохлушка, шевеля губами, упорно заучивала наизусть отрывок из древнерусской летописи. Алена красила ресницы, глядя в небольшое круглое зеркальце. Остальные три девушки ушли по своим делам.
– Не хочется, Глеб.
– Воскресенье, чего в общаге торчать. Пошли в Сокольники! Солнечно, листья под ногами шуршат, настоящая золотая осень… В чем дело, Аня?
– Ни в чем. Просто не хочется.
– Ну как знаешь. Я тогда с Вовкой на Красную площадь поеду с болельщиками из Канады общаться. Потренируемся спикать по-английски. Их три тысячи приехало на матчи суперсерии «СССР – Канада». Может, самих знаменитых хоккеистов увидим, автографы возьмем. Давай с нами, Аня!
На это заманчивое предложение Аня тоже не согласилась, и Глеб, махнув с досады рукой, двинулся прочь от комнаты 410.
– Ты чего его бортанула, Белова? Какая муха тебя укусила? – спросила Алена, не отрываясь от карманного зеркальца, в котором пыталась в деталях разглядеть недавно сделанную модную короткую стрижку. С этой стрижкой она была похожа на французскую певицу Мирей Матье. – Весь прошлый год как два голубка рядом на лекциях сидели. Парень глаз на тебя положил. Глядишь, на пятом курсе предложение бы сделал.
– Да у нас скорее дружба, чем любовь. Мы и поцеловались-то всего два раза, в щечку.
– Не заливай! Дружба у них. Часами слоняться по городу в любую погоду, разговоры разговаривать, в кино в обнимочку сидеть, песни под гитару всю ночь слушать. А что в щечку целовал… Берег он тебя, соплячку семнадцатилетнюю. Семь лет разницы – это не шутка. Глеб и в армии успел послужить, и стаж рабочий набрать. Он основательный, ни словами, ни поцелуями зря не разбрасывается. Я эту породу знаю. Если полюбит, то на всю жизнь. И по тебе было видно – влюблена как кошка.
– Значит, разлюбила. Не хочу говорить на эту тему. Пойду-ка лучше постирушкой займусь.
Аня подхватила бельишко и пошла в умывальную комнату. Пока руки привычно теребили трусишки и лифчики в тазике с мыльной пеной, мысли в голове крутились, перескакивали с места на место, сталкивались, отряхивались и продолжали бег, иногда почему-то в противоположную сторону.
Удивительное все-таки место – Стромынка. Студгородок МГУ в Сокольниках, на улице с одноименным названием. Здание восемнадцатого века, бывшая богадельня екатерининских времен. Высоченные потолки, бесконечные коридоры. Такие широкие, что на велосипедах можно кататься. Некоторые так и делали. Поэт Евгений Евтушенко даже песню про Стромынку сочинил. «Когда я на Стромынке сквозь тихие снежинки шепчу „люблю…“» Музыка Давида Тухманова. Споры до утра, бардовские песни под гитару, стихи, любовь, ревность, попойки и драки, которые строго пресекал оперативный отряд комсомольцев. Кто не знает, тому не объяснишь. К семьдесят первому году студенты университета съехали в более комфортные условия, и стала Стромынка Ноевым ковчегом для учащихся одиннадцати московских вузов.
Ане вспомнилось, как встречали первый московский Новый год. Теплый такой, бесснежный, с лужами под ногами. Странно как-то встречали. Вот он и покатился, странный одна тысяча девятьсот семьдесят второй.