На паре рискую, что родители могут подключиться и проверить телефон, но все равно лезу в чат.
«Привет».
«Ты сменила часовой пояс? У нас еще не ночь».
«Я просто соскучилась».
«По мне не надо скучать и привязываться».
«Мы общаемся каждую ночь, как я могу не привязываться? Ты понимаешь меня, знаешь, что я хочу».
«Я хочу, чтобы ты сама себе сказала, как ты и что любишь, что тебе нравится, позволила себе».
«Все, что я могу себе позволить, – это ночью под одеялом. Мне даже с парнями нельзя видеться».
«Кто мешает?»
«Родители. У меня даже есть диагноз. Название тебе вряд ли что-то скажет, но простыми словами – это чересчур озабоченная своим телом, чужим вниманием».
«Расскажи, как ты живешь».
«В зоопарке был?»
«Да».
«Вот я как в зоопарке. Только по ту сторону решетки. Меня никуда не отпускают, потому что везде: а) больные, неуравновешенные придурки, которых в детстве травмировала мать; б) я сама опасна для общества со своей озабоченностью. Меня выводят иногда в университет, к врачу».
«Тебе двадцать лет или ты врала?»
«Нет, не врала. Хочешь сказать – поменяй что-то? Сбежать из дома? Куда? У меня нет подруг. У меня нет таких родственников, которые не сдали бы меня отцу назад. У меня нет денег, мой телефон контролируется весь световой день. Отец так боится, что я что-то натворю и опорочу его честь, что проще посадить меня в клетку. Открывать ее иногда, но при этом давая понять, что у меня нет выбора. Как-то незаметно оказалась зависима от них полностью».
«А ты знала, что сложные девушки – самые интересные?»
«Я не сложная. Я хочу быть простой. Но не с кем».
«Что будет, если ты сбежишь?»
«Если сбегу, то буду свободной, но без средств. Если вернут назад, то надо мной будут проводить „опыты“, решая, что с моей психикой не так и почему я так поступила. И в анамнез не напишут, что она была таким положительным ребенком, отзывчивым, добрым, непонятно откуда взялись эти мысли. Поэтому лучше уж тут».
«Что последнее из рамок вон выходящее ты сделала?»
«Сидела за столом, поджав ногу под себя».
«Хах. Мне нравится, что при всем этом ты шутишь».
«Если бы не самоирония, я бы давно уже была десертом у червей».
«Тогда тебе определенно надо сбежать, чтобы почувствовать хоть немного свободы. Насколько ты хочешь никогда о ней не знать? Когда можно есть руками, вообще без стола и столовых приборов».
«Я бы с парнем ночь провела. Честно. Даже с незнакомым. Чтобы им назло. Но я не могу ни с кем знакомиться, потому что за мной контроль».
«Со мной же познакомилась».
«Да. И пока не хочу это терять».
«У меня есть одно правило. Я не завожу отношений и не продолжаю их. Мы можем встретиться, это будет один раз, но ты его не забудешь».
«Что на кону?»
«Исполню твои желания и даже больше, но после этого мы не увидимся, никогда, и прекратим переписываться. Ты получишь пинок и посмотришь на себя с другой стороны. Смелее станешь, вкус жизни попробуешь. Много разных чувств и эмоций испытаешь. Ты не забудешь это».
«Тебе придется убить моих родителей или похитить меня. Я постоянно под контролем».
«С этим ты справишься сама. Сейчас главное – это твое желание».
«Зачем это тебе?»
«Люблю помогать девушкам. Сложным. Таким, как ты. Долго думать не дам. Решение надо принимать быстро. Завтра должна дать ответ. И больше я предлагать не буду».
«Если откажусь?»
«Я все равно когда-то уйду, но ты можешь много потерять, не рискнув даже».
Тело бросает в дрожь от предвкушения встречи. Я решилась. Что я теряю? Демон – или Дима, как я его называла – может и правда исчезнуть, однажды не вернувшись в наш чат. И я никогда не узнаю, что потеряла.
Поэтому попробовать и потерять было более перспективно в моем случае.
Да и кто сказал, что он исчезнет? Может, я настолько ему понравлюсь, что он изменит правила своей игры. А может, мне удастся его переубедить. А может, я сама больше не захочу его видеть. А может… слишком много, чтобы не воспользоваться возможностью.
Передергивает от одной только мысли о незнакомце, с которым случайно начала переписку неделю назад. Задерживаю дыхание и натягиваю заранее подготовленные легинсы, толстовку.
Надеваю носочки и бесшумно выхожу в коридор. Подхожу к комнате родителей. Замираю, вслушиваясь в их равномерное дыхание. Спят. Вроде крепко.
В висках так громко стучит, кажется, родители проснутся сейчас от этого шума.
Прикрываю дверь, чтобы не выдать себя. От осознания, что под одеждой ничего нет, низ живота потягивает, сумасшедшая эйфория разливается приятным волнением.
Обуваю кроссовки и, тихо открыв дверь, сбегаю в ночь. Поднимаюсь на несколько этажей, оказываясь перед дверью на крышу. Она всегда заперта, но сегодня открыта. Без понятия, как он это сделал. Но я не могу сдержать улыбку.