– Здорово! – Я чувствую шепот и дыхание Ярослава прямо над ухом. Оно обжигает не хуже того поцелуя, ныряя прямо за шиворот расстегнутого ворота и расползаясь по телу приятной дрожью.
– Замерзла?
– Немного, – я вру. – Сейчас покажу все до конца и пойду обратно отогреваться.
За моей спиной взвизгивает молния, а потом левую часть тела укутывает его пуховиком.
«А ему и так можно?» – прошелестел в моей голове настороженный голос внутреннего родителя.
«Давай посмотрим лучше, что будет дальше!» – азартничает кутежное альтер эго.
Я делаю мнимый глоток, улыбаюсь и продолжаю.
– Под поясом четырехугольник наподобие юбки. – Чувствую, как увязаю в сетях магнетического обаяния Ярослава, с каждым вздохом все отчетливее различая нотки его коварного горьковатого парфюма, ощущая жар тела даже сквозь собственную парку.
– Пятиугольник сверху – это тело Ориона, – голос становится тише и глубже, вибрирует в грудине, где-то на уровне его быстро бьющегося сердца.
– Ну а руки…
Тут из проулка, который вел к курилке, слышатся шум и голоса. Гости возвращаются на мероприятие.
– Ну а руки в городе видно плоховато, так как здесь есть засветка, – торопливо заканчиваю я и поворачиваюсь к Ярославу лицом. – Спасибо, что не дал замерзнуть.
Он кивает, застегивая куртку.
Дверь, ведущая в студию, распахивается, и Кира зовет меня внутрь. Странно, я даже не заметила, когда она вернулась. Снимая парку и шапку, я чувствую, что принесла в помещение на волосах аромат духов Ярослава. Неосознанно делаю несколько глубоких вдохов, поправляю прическу и с улыбкой иду в общий зал.
Во второй части квартирника начинается свободный микрофон. Я редко рискую заявиться в основную программу, но если в процессе появляется настроение, то выхожу на сцену с авторскими стихами. Ярослав тоже еще не выступал, но в перерыве я видела, как он что-то наигрывал на акустической гитаре, а значит, его выхода тоже стоит ждать.
Беру планшет у Рената, чтобы внести себя, и пробегаюсь глазами по списку имен. Нахожу своего нового знакомого и снова довольно улыбаюсь. Напротив его фамилии название какой-то незнакомой мне песни, но я все равно рада, что мы его наконец-то послушаем.
«Наверное, пение этого обволакивающего бархатистого голоса – отдельный сорт удовольствия!» – проносится шальная мысль в голове.
Пока еще есть какое-то время до начала очередного блока выступлений, гости квартирника подразбрелись. Несовершеннолетние разъехались по домам до комендантского часа, кто-то пошел в магазин, а кто-то – перезабивать кальян.
По комнате гуляет свежий сквознячок, разгоняющий остатки клубов дыма и духоты.
Я помогаю Вите и Кире разобраться на столе.
– Достаточно осмелела, чтобы выступить? – добродушно спрашивает меня подруга, собирая грязную посуду и пустые пачки из-под печенья и чипсов. Она всегда подначивает меня выйти к микрофону, чтобы мои стихи не просто пылились в ящике стола или в полумертвом паблике на двести подписчиков.
– Ты поешь? – удивляется Витя.
– Нет, что ты! – отнекиваюсь. – Для меня владение любым музыкальным инструментом – это уже что-то на грани фантастики. А чтобы еще и петь в этот момент…
– Она читает стихи! – перебивает Кира.
– Ого!
– Еще и собственные! – не унимается подруга.
– Огонь! С удовольствием послушаю, – кивает Витя. В его взгляде чувствуется неподдельное воодушевление, отчего я смущаюсь и уже начинаю сомневаться, что стоило записываться. Но Кира тонко чувствует мое настроение и как бы между делом протягивает пластиковый стаканчик. Я делаю глоток и расслабляюсь.
– Думаю, что все студентки литфака рано или поздно начинают писать стихи, так что особо не обольщайся!
– Зави-и-идую, – тянет Витя, оглядывая результаты нашей работы, и садится на свое место, убедившись, что теперь все в порядке. – Вы, получается, на парах делаете то, чему обычные люди посвящают свободное время: читаете и обсуждаете книги.
– Ну иногда все не так радужно и приятно, – усмехаюсь я, вспоминая некоторые экзамены, к которым приходилось заучивать цвет запонок Павла Петровича Кирсанова или отдельные цитаты второстепенных персонажей. – Но в целом мне нравится.
– А какая твоя любимая книга?
– О-о-о… – протягивает Кира. – Ты распахнул ящик Пандоры!
Я осуждающе поглядываю на подругу и опять смущаюсь.
– Гюго, «Собор Парижской Богоматери».
– Да ладно! – Витя хлопает себя по коленям. – Я, правда, только мюзикл смотрел, но это полный восторг!
– Она и мюзикл обожает, не переживай, – уверяет Кира, и я снова киваю.
– Ну не скромничай, ты мне лет с двенадцати про него все уши прожужжала!